Сувенир для бога

Они проходили так близко, что Дьяченко мог разглядеть капли влаги и мелкие прыщики на их фантастически юных лицах. Казалось, ему ничего не стоит коснуться их диковинных одежд, потрепать по нецелованным щекам — для этого нужно всего лишь протянуть руку. Подумав так, Валька почувствовал себя неловко: он не знал, где его руки, где вообще он весь. Может, он стоит сейчас совсем голый, а эти невинные создания пялятся на него, как на идиота?.. Охваченный тревожными мыслями, Дьяченко попытался вспомнить, как он здесь оказался. Нервничая все больше, напрягал память, силясь выдавить из нее, словно из выжатого лимона, хоть какие-то воспоминания, пусть даже обрывочные, бессвязные.

От беспокойных дум Вальку неожиданно отвлекла песня. Совершенно не замечая присутствия чужака, не подозревая о том стыде и волнении, которые вдруг овладели им, юные создания подхватили песенку, начатую одним большеглазым принцем. При этом, поочередно лаская, они передавали из рук в руки маленького зеленовато-черного зверька — не то норку, не то узкоспиную кошку. Когда они дружно запели, Дьяченко удивился их голосам. Несмотря на миловидную, почти детскую внешность местных жителей, в их голосах улавливался заметный треск и грубые, низкие нотки.

Хороший кот, хороший кот!
Таким он был, поверь, всегда.
Кот садит райский огород
И скажет громко грядкам: «Да!

Расти, пырей и сельдерей!

Расти и ты, мой храбрый Принц!
Ты победишь за восемь дней,
Но как убитый рухнешь ниц.

Расти и ты, чей голос зол,

Но золота твоя душа.
Не знаю, кто ты — грек, монгол,
Но без тебя как без ножа.

Расти, Дюймовочка, где тень,

Где правит балом лебеда.
Твой срок придет, наступит день —
Разгонит тень твоя звезда».

Хороший кот, любимый кот —

Таким останется всегда.
Взошел на небе огород:
Взошла удача и беда,

Взошел успех, порок и лень,

Тщеславие, гляди, вот-вот
Лозу закинет за плетень…
В том огороде все растет.

Повсюду кто-то славно прет,

Корнями небо теребя.
Садовник кот, любимчик кот
Благословит росток любя.

Взошел невиданный народ,

Цвести желая долгий век…
Но будет суд. И старый кот
Не всех возьмет с собой в ковчег.

Прекрасные создания пели, пронзенные вдоль и поперек стрелами света — теми самыми, что прежде ослепили и очаровали человека. Пронзенные вдоль и поперек зелеными, нет, изумрудными ростками — назойливыми и вездесущими, подобными лианам и одновременно ужасно смахивавшими на щупальца или хлысты, которыми Эрза пытался убить Дьяченко. Эрза?.. Эрза! Где ты, Эрза, черт тебя подери?! Зелено-черная кошка как сиганет на Дьяченко!

— Не смей браниться в мире астроваров! — раздался возмущенный голос Эрза. Где-то внутри человека исходил негодованием карлик. — Астровары чище и смиренней любой твоей благородной фантазии. Смотри и запоминай. Смотри и причащайся. Другого такого случая я тебе больше не предоставлю.

С этими словами Эрза каким-то странным образом развернул правый глаз Дьяченко, так что в первое мгновение все увиденное им вдруг перевернулось с ног на голову. Зато спустя минуту-другую, когда картинка вновь обрела в Валькином сознании прежнюю устойчивость и четкость, перед ним предстал совершенно новый свет.

Его словно повели по улочкам необыкновенного города, очень похожего на средневековый. С тенями вместо мостов, с тенями вместо тихой реки, с тенями вместо узких, вытянутых по вертикали окон, казалось, абсолютно безлюдных домов. Без джостика и мышки, обладая лишь цепким зрением одного, правого, глаза, Дьяченко свободно путешествовал по незнакомому городу.

Внезапно ступил на открытую площадь. Как многолюдно! Оживленно. Под ногами клочки и обрывки теней. Еще не разглядел ни одного лица — но как уже утомился от их рассыпчатых и жирных, как восточный плов, речей. Напрягшись, отгоняя прочь рой речей, работая несуществующими локтями, проникал глубже в толпу. Проходу не давали слова и бесцеремонные фразы.

— На Мастере шапка горит.

— Мастер — соперник безнадежный.

— Я предпочитаю молчать, но рок велит высказаться.

— А я бы хотел выйти наружу. Там горы зла! Кому-то же нужно их разгребать.

— Это дело рук Мастера. Зло по недосмотру Создателя.

— У Создателя нет любимой дочки. У Создателя отмирает душа без женской ласки!

— Создатель слеп, он не видит уродцев, которых плодит Мастер. Они оба в отчаянии!