Сувенир для бога

— Считай, что ты дошел до критической точки. Сел на дно. Хуже — дно опрокинулось над твоей головой. А это значит: тебе некуда больше бежать!.. От кого ты бежишь, я не знаю. И гадать не стану. Ты — бежишь. Вернее, бежал. С этого момента, человече, ты займешься своим возвращением. Возможно, ты вернешься к тому, что все это время заставляло тебя бежать.

27

Дьяченко сломя голову бежал к смотровой площадке. Он возвращался к началу лабиринта, к тому месту, где когда-то дьявол сотворил себе палача. Небывалая злость проснулась в человеке, она застлала ему глаза, сделала бесчувственным тело. Он то и дело натыкался на острые углы, штыри, осколки, хрустевшие под ногами тысячами голодных челюстей. Кровь вперемешку с потом и слезами катилась по его растерзанному липу. Но чем злей и решительней становился человек, тем с большей жестокостью обращался с ним лабиринт. Лабиринт! Он словно восстал против человека, превратился в сплошную непреодолимую баррикаду: за каждым углом, за каждым вторым поворотом поджидал обломок-палач, осколок-палач, колодец-могила…

Эрза не прекращал задирать Дьяченко: «Что ты ползешь, как сонный грешник? А ну-ка давай поживей, человече! Копуши и трусы — добыча для демонов!» Сам он едва поспевал за семимильными Валькиными шагами. При этом астровар демонстрировал чудеса. Наверное, мало кто, обладая таким же ростом и маленькими криволапыми ножками, мог бы повторить его бег — с той же прытью, по столь же пересеченной и кишащей угрозами местности. «Ну что ты плетешься? Давай, давай добавь страсти к своей холодеющей душе! Поперчи ее чертовой ненавистью! Запеки с черным гневом!»

Когда карлик наконец выбился из сил, когда язык его, без устали моловший проклятия и заклинания в адрес человека, теперь волочился не быстрей разбитых в кровь ног, когда Дьяченко подхватил его на руки — даже тогда красномордый брюзга нашел в себе наглости поучать Вальку:

— Давай, давай! Не смей останавливаться! Только вперед! В аду не терпят пораженцев! Да их нигде не терпят! Быстрей, человече! Нам нужно опередить бронзового Оззо! Если мы не успеем, эта чертова машина разорвет на куски старого Ингэла! А если вдобавок чудовище проглотит хотя бы один плод с дерева мудрости — нам конец! Тогда Оззо всесилен! Тогда никто не сможет противостоять его злу! Все станут его рабами!

— Виорах говорил, — хрипел натружено легкими Дьяченко, — Виорах говорил, что монстр не устоит перед сувениром!

— Чепуха! Глупости, тьфу! — плевался с Валькиного плеча астровар. — Как можно с помощью игрушки одолеть чудовище?!

— Так как же я с ним совладаю?! Отвечай!! Отвечай, черт тебя подери, иначе я вырву у тебя, как у поганой жабы, твои кривые лапки!

Но карлик, как нарочно, с ответом не спешил. «Заткнулся, сволочь», — Валька в сердцах ущипнул его, но калечить не стал. Наоборот, неожиданно оказал ему прямо-таки трогательную помощь — подсадил как можно выше, заботливо подтолкнул под зад — и Эрза, точно обезьянка, цепляясь за щели и выбоины в стене, ловко вскарабкался на остатки смотровой площадки. Пыхтя и чертыхаясь, следом полез Дьяченко. Наверху поодиночке и целыми грудами продолжало лежать с полсотни мертвых хлопов. Странное дело, трупы здесь не разлагались и не смердели. «Ад. Здесь не должно быть смерти, а они мертвы. Я сам видел, как приходит смерть, сам убивал. Господи, что все это значит?» — Дьяченко тяжело вздохнул. Потом тихонько, чтобы не слышал страшненький Эрза, взмолился: «Боже, помоги мне! Каюсь, я был слаб. Но сейчас… сейчас мне так нужна Твоя сила и мудрость!..»

— Что ты там бормочешь? — астровар оглянулся, зыркнул подозрительно на запыхавшегося Вальку. — Сколько раз тебе повторять: не останавливайся! Скоро ты увидишь битву титанов! Ха-ха-ха! И гибель одного из них!

Словно спасаясь бегством от обезумевшего маньяка, Дьяченко ворвался на лестницу, взлетел на дюжину-другую ступеней — лестница, круто завиваясь, поднималась к анфиладам Юфилодора. Валька невольно замедлил бег — где-то здесь совсем недавно лицедействовал раненый дьявол, поучая человека, как справиться со своим соперником… Лишь на миг сдержал бег и снова понесся вверх, прыгая через ступени, как через годы и страхи свои.

Астровар, нахохлившись и продолжая ворчать, попугаем сидел на левом плече человека. А тот и без понуканий злобного карлика ракетой летел из лабиринта. В глазах рябило от нескончаемых ступеней, змеились, скручиваясь в бесконечную спираль, перила. Случайно схватившись за них, Дьяченко тотчас отдернул руку: перила были охвачены мелкой обжигающей дрожью, будто по ним пропустили электрический ток. «Ох, ни хрена себе!» — Валька охнул — да тут же забыл. Им овладело такое сильное душевное напряжение, что не страшен был никакой ток, никакой рок злосчастный.

Перепрыгивая через две, а то и три ступени, Дьяченко взбежал, наверное, еще ступеней на триста, как вдруг… Как вдруг в лицо ему ударила шумная тугая струя холодного воздуха, будто кто-то направил на него шланг со сжатым воздухом. Растерявшись, Дьяченко встал как вкопанный.