— Толкачами и распространителями. Какое-то количество героина оставалось здесь же, в Амстердаме, и рассылалось в куклах по лавкам. Девушки Гудбоди покупали кукол в магазинах совершенно легально, ориентируясь по пометкам. А потом куклы переправлялись за границу более мелким поставщикам героина или его потребителям. В Вондель-Парке куклы продавались дешево, их покупали шарманщики — связующее звено между поставщиками и потребителями, дошедшими до такой стадии, что их не пускали в приличные места, если можно назвать приличным грязный кабак вроде клуба «Балинова».
— Но почему же… Почему мы ничего не знали? — воскликнул де Грааф.
— Минутку! Добавлю несколько слов о распределении. Героин еще пересылался в больших упаковках, в библиях — в тех самых, которые наш благочестивый отец бесплатно распространял по всему Амстердаму. Некоторые библии полые внутри. И прелестные молодые существа, которых наш Гудбоди по безграничной доброте своей, присущей христианину, старался перевоспитать и спасти от участи худшей, чем смерть, являлись к нему в церковь с библиями в своих прелестных ручках, некоторые — да простит меня Господь! — кокетливо переодетые в монахинь. Уходили они с другими библиями, которые развозили потом по ночным клубам вместе с проклятым зельем. Остальная часть его — основная часть — отправлялась в Кастель Линден… Ну как, преподобный отец, я ничего не упустил?
По выражению его лица было видно, что я не упустил ничего важного. Гудбоди не произнес ни слова. Я слегка приподнял пистолет и сказал:
— А теперь, Гудбоди, я думаю, пора.
— Здесь никому не дано вершить правосудие,— резко воскликнул де Грааф.
— Вы же видите; он пытается бежать! — сказал я рассудительно, хотя тот и не думал двигаться. Видимо, он и пальцем не мог пошевелить.
И в этот момент, уже второй раз за день, у меня за спиной раздался голос:
— Бросьте пистолет, мистер Шерман!
Я медленно обернулся и выронил пистолет. Да, видимо, любой мог заставить меня бросить оружие. На сей раз таким человеком оказалась Труди, выступившая из темноты. Она стояла всего в пяти футах от меня, с удивительной решимостью держа в руке большой револьвер.
— Труди! — пораженный и ничего не понимающий де Грааф смотрел на молодую девушку, на лице которой сияла счастливая улыбка.— Скажите, во имя Господа, что вам здесь…
Он не закончил фразы и вскрикнул от боли, так как Ван Гельдер с силой ударил его по руке стволом пистолета. Пистолет де Граафа со стуком упал на пол, когда полковник обернулся, чтобы взглянуть на человека, нанесшего ему удар, взгляд его выразил глубокое недоумение.
Гудбоди, Моргенстерн и Моггенталер опустили руки, и оба компаньона фирмы вынули из-под полы свои пистолеты. На покрытие тучных форм владельцев склада пошло столько материи, что они, в отличие от меня, не нуждались в услугах искусных портных, чтобы под одеждой скрыть оружие.
Гудбоди вынул платок, отер лоб, который уже давно настоятельно этого требовал, и ворчливо сказал, обращаясь к Труди:
— Однако ты не очень-то спешила!
Зато как я наслаждалась! — Она рассмеялась счастливым и беспечным тоном, от которого кровь застыла бы и жилах даже– у замороженной камбалы.— Как я наслаждалась!
— Трогательная парочка, вы не находите? — спросил я у де Граафа.— Она и ее счастливый дружок! Вот и доверяй после этого невинным деткам!
— Заткнись! — холодно прервал меня Ван Гельдер. Он обошел де Граафа и обыскал меня, ища оружие, но не нашел.— Сядьте на пол! Руки! Держите их на виду! И вы тоже, де Грааф!
Мы повиновались. Я сел по-турецки, оперся локтями на бедра и опустил руки так, что они почти касались лодыжек. Де Грааф уставился на меня. Судя по выражению его лица, он ничего не понимал.
— В своем повествовании я как раз и подошел к этому пункту,— сказал я, словно оправдываясь.— Я хотел объяснить, почему вам никак не удавалось выследить источник наркотиков. Об этом заботился ваш надежный помощник, инспектор Ван Гельдер!
— Ван Гельдер!? — Вопреки неопровержимым доказательствам, де Грааф не мог поверить, что его офицер — предатель.— Нет, невозможно! Этого не может быть!
— Но ведь он наставил на вас не детскую игрушку,— кротко заметил я.— Ван Гельдер — босс. Ван Гельдер — мозговой центр. А Гудбоди — чудовище, над которым он потерял контроль. Так ведь, Ван Гельдер?
— Так… — Злобный взгляд, который Ван Гельдер бросил на Гудбоди, не предвещал последнему в будущем ничего хорошего, впрочем, я не верил, что у него есть будущее.
— А что касается этой Красной Шапочки, Ван Гельдер, вашей прелестной маленькой любовницы…
— Любовницы? — Де Грааф настолько растерялся, что даже не выглядел удивленным.