Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина

Вот так новость! Останешься тут ровным, бесстрастным, не дрогнешь ни одним мускулом… Я не хочу! Не хочу! В йоге нет слова “хочу”, оно выброшено из словаря йога, но я… О, Господи, не хочу, чтобы она уходила насовсем, нас не для этого “встретили”. Мне нужно каждый день видеть ее, хоть на несколько минут, это стало потребностью, иначе и день не в день и все, что вокруг, не имеет значения.

Она поняла, что у меня на душе, что творится со мною.

— Я вижу, ты огорчен, братец?

— Да, ты правильно видишь.

— Ладно, давай пилить.

— Нет, на сегодня хватит.

— Ну хватит, так хватит. К тому же, мне кажется, этих дровишек на одну избушку вполне достаточно.

— Правда?

— Ага.

— Настенька! — я схватил ее за руку, наверное, театрально вышло, плевать! — Послушай, сестрица, не уходи! Ну если очень надо, сходи ненадолго, погости и, пожалуйста, возвращайся.

Она высвободила руку, обхватила ладошками мое лицо.

— А ну посмотри мне в глаза!

Я видел перед собой ее глаза, только глаза и больше ничего, чувствовал близко ее дыхание.

— Ты хорошо, ты все обдумал, мой милый?

— Да.

— Что да? Что ты обдумал? Почему ты боишься произнести одно слово… всего только слово, но такое важное. Или ты не знаешь его? И никогда не знал? Бедненький, бедненький. Да ладно! Ты, что ли, любишь, да? Ты, что ли, любишь меня, ненормальный? — она ткнулась мне в лицо своим носиком, коснулась губами щеки, шептала в ухо: да? да? да?

— Да! — я обнял ее, забыв все на свете. — Люблю… люблю… люблю…

Остальные слова вылетели из головы, я шептал ей на ухо только одно, такое необыкновенное слово.

— Погоди! — сказала она, отстраняясь. — Славик, тебе не кажется, что мы во сне? Каждый сам по себе, но видим во сне одно и то же.

— Да, очень похоже.

— Тогда давай быстрее проснемся, — она помедлила. — Вот что, братец. Я тоже привыкла к тебе, очень. Ты ведь знаешь, должно, я не умею врать, ну совершенно не представляю, как это делается. Я тоже не могу без тебя. Если б ты знал, противный, сколько я тут в избушке проплакала. Из-за тебя!.. Молчи, молчи! — она прижала ладошку к моим губам. — Ведь… признайся, ты только сейчас, минуту назад понял, что любишь? А прежде ничего подобного и не представлял, ведь так? Так? И не догадывался даже, что я думаю о тебе и день и ночь? Господи, Боже мой, что же нам теперь делать, миленький?

Я немного пришел в себя. На душе было удивительно светло.

— Нам остается одно: заготавливать дрова для нашей славной избушки.

Но, похоже, Настеньку больше не интересовали дрова. Да и меня тоже, честно признаться.

— Ты, правда, любишь? — спросила она.

— Правда.

— А как же… йога? Как же мы будем с тобой, двое ненормальных, в одной избушке? Как брат и сестра?

— Да, как брат и сестра.

— Но это ведь… Быть вместе, любить и… ну, договори же за меня, договори, противный! — И спать по разным углам? Это тебя тревожит?

— И это.

Ох, Настенька, Настенька… Я и сам этого боялся раньше. Плоти своей боялся. Но после подобрал к ней ключи. Научился укрощать, сдерживать плотину, чтобы не прорвалась, не наделала бед. И не только сдерживать, но и трансмутировать страсть в иные виды энергии, в умственную например. “Без совершенного полового воздержания Кундалини полностью не поднимется вверх. Но когда она достигнет пятого центра Вишудды — с сексом все, человек обретает сверхсознательное состояние…” Кто это сказал? Брамана Чатгерджи? Джи Махараджи? А, не все ли равно…

— Я, братец ты мой хороший, все понимаю, — сказала она после долгого молчания. — Хотя все это очень странно.

— Ничего, привыкнем.

— Потому что иначе нельзя?

— Можно. Но тогда надо забыть о йоге. О лесе — тоже и об избушке надо забыть. И о тропе, которая ведет к Храму.

— Нет, нет! — остановила она. — Да здравствует избушка и от нее тернистая тропа к Храму! Я верю тебе — она на секунду замялась, но закончила уверенно: — Мой дорогой, мой милый.

Мы еще поболтали о всякой всячине. Перешли на пустяки, о главном же, о только что случившемся старались не говорить. Между прочим, выяснилось: у Настеньки еще не было мужчины как такового. Ухаживали парни, всякое случалось, даже поцелуи, но этого не было.

Опомнились, когда уже стемнело, и — по своим избушкам. Да, у нас, конечно же, все не как у людей. Но это и хорошо. Надо учиться рвать с традициями не только на словах, но и на деле.

P.S. Разделся, лег, но не уснуть. Давно не было такой бессонницы. Наверное, это очень плохо. Глядя в потолок, вспомнил я одного своего знакомого капитана. Представил его в нынешней ситуации. Только, разумеется, не в лесу, а на корабле в море. Представил, как он, рассевшись в каюте, глаголет своей возлюбленной… как ее там, забыл… ах, да Лизавета. Медицинский работник Елизавета Владимировна. Она, значит, капитану про любовь, а он ей о брахмачарии; она его за горло: замуж бери! А он ей про совершенное половое воздержание… Вспомнил я самого себя — в прошлой жизни капитана Максимова, представил подобную ситуацию на корабле и не удержался от смеха.

22 сентября. Проводил Настеньку домой, собралась моя милая, ушла.