Кэл сел во главе стола, словно это был его дом. София встала рядом с ним и ждала, пока Фарнс отодвинет ей стул, чтобы она могла сесть. Затем Син сел справа от нее. Я последовала за Люцием и села между ним и Тедди, все еще пытаясь понять, что происходит.
— Кажется, ты быстро выздоровела, Стелла. — Кэл положил салфетку себе на колени, когда Лаура начала обслуживать гостей.
— Правда?
Люций сжал мое колено.
— Да, ты, конечно, не так свежа, как была на балу, но держишься хорошо.
Я бросила взгляд на Сина. Он проигнорировал меня и прошептал что-то на ухо Софии. Они были близки, язык их тел говорил мне, что они знают друг друга гораздо лучше, чем на уровне друзей — то, как их плечи соприкасались, как он прижимался к ее темным волосам, и как она улыбалась каждому его слову.
— Могу заверить, что после Рождества она стала податливее. — Люций положил руку на спинку моего стула.
— Что случилось в Рождество? — спросил Тедди, его голос прозвучал тихо, а взгляд был устремлен вперед.
— Ты не рассказала ему о веселье? — задал вопрос Кэл и выпил вина. — По-моему, не очень справедливо.
— Я устала от разговоров о Приобретении, — произнесла София. — И, честно говоря, не уверена, почему этой разрешено есть с нами. — Она махнула рукой на меня. — Я имею в виду, ну правда, разве мы садим собак за столом рядом с нами?
Я сдержала язык за зубами. Не ради себя, а ради Тедди.
Син рассмеялся, его гулкий смех, словно нож, ввинчивался мне в спину.
— Мы просто подумали, что Суверен захочет взглянуть на Стеллу.
— Если хочешь поднять на смех эту рыжую, значит, помоги мне, — она наклонилась и поцеловала Сина, их губы встретились, а у меня перехватило дыхание. Было очевидно, что это не в первый раз.
Они были вместе. У меня пересохло во рту, когда она еще раз чмокнула его и отстранилась.
Кэл вздохнул.
— Хорошо, милая, если это так сильно тебя беспокоит, мы попросим ее уйти.
— Спасибо, папочка.
— Стелла пообедает в своей комнате. Спасибо, Лаура. — Люций пнул меня ногой.
Я встала и сжала плечо Тедди, прежде чем выйти из комнаты. Ему придется молчать, сидеть за столом и притворяться одним из них. Несмотря на свою доброту, он должен был знать, что определенный уровень актерского мастерства был необходим хотя бы для того, чтобы выжить в мире Суверенов и Приобретений.
Стоило мне дойти до двери, София обратилась с вопросом:
— Как твоя рука?
Я повернулась к ней, растерянность и ощущение дежавю смешались в моей памяти, как коктейль Молотова.
— Что?
Син обнял ее за плечи и притянул к себе, поцеловав в волосы.
Она рассмеялась, как будто я повела себя словно глупый ребенок.
— Твоя рука. Ты не помнишь?
— Это ты. — На рождественском испытании ее лицо скрывала маска, но я узнала голос и глаза. Когда я пыталась одеться потеплее и дать Брианне свитер, София ударила меня черной дубинкой. Потребовался месяц, чтобы сошел синяк и кость снова окрепла.
— Именно. Жаль, что я не сломала ее. — Она прижалась к Сину, ее темные глаза сверкали злобой. — Теперь убирайся отсюда, пока не отбила мне аппетит.
— Если Синклер проиграет Приобретение, ему придется убить Тедди? — Слабый голос Стеллы донесся до меня по коридору.
Мои размеренные шаги превратились в бег, пока я не оказался у открытой двери маминой комнаты.
— Тедди умрет. — Голос Ребекки, высохший и хрупкий, как упавший лист, прорезал воздух.
Паника рассекла мне сердце, когда я увидел Стеллу, стоящую на пороге ада, с бледной кожей и широко раскрытыми глазами.
— Стелла! — Я бросился к ней.
— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы рассказывать этой невежде правила. — Мать улыбалась с ненавистью в каждой морщинке, каждой черте.
— Расскажи мне. Расскажи мне все. — Стелла уставилась на меня, зеленые глаза наполнились слезами, хотя ни одна слезинка не упала. — Я должна знать. — Она схватила меня за руки, крепко обняв и пришпилив к месту болью в своем голосе.
— Расскажи ей, сын. Расскажи, — радостное хихиканье матери было слишком тяжело выносить.
Я вырвался из хватки Стеллы и подошел к аптечке.
— Пожалуйста, не надо, — воскликнула Рене, но не поднялась, чтобы остановить меня.
— Нет. — Мама попыталась улизнуть, страх затуманивал ее дикий взгляд.
Я схватил ее за руку и разогнул. Она ударила меня по щеке и поцарапала шею. Я проигнорировал это, точно так же, как каждую боль, которую она причиняла с той адской ночи в Бразилии. Пусть она вырывалась и кричала, я вонзил иглу в ее вену и нажал на поршень.
Ее движения замедлились, поток слов прекратился, после она снова упала на кровать и наконец заснула. Долгожданная тишина.
Рене оттолкнула меня в сторону и опустилась на кровать, поглаживая лицо матери и рыдая.
— Как ты мог?