Суверенитет духа

Нет. Идущую «войну всех против всех» может закончить только мир. А миры подготавливают поэты и мыслители. Ни политика, ни экономика, ни наука и техника не способны спасти мир, катящийся в пропасть. Ницше говорил, что миром все становится только «вокруг Бога». О «Последнем Боге», который «только и может нас спасти», говорил в своих завещательных текстах и последний великий философ Запада М. Хайдеггер. Что может означать на практике для политиков необходимость готовиться к встрече с Последним Богом? Только ли принятие во внимание возможности Страшного Суда при осуществлении политических решений? Нет. Это хоть и не помешает, но вряд ли сумеет как-то стать примером для свободных радикалов и восстановить уже расколотый мир. Новый мир явится, если Бог явит себя всем и каждому. Но возможно, что для того, чтобы Он явил себя, требуется место Его явления, человечество должно быть готово его увидеть. М. Хайдеггер: «Последний Бог это не конец, а другое начало неизмеримых возможностей нашей истории. Ради него прежняя история может не кончаться, а должна быть приведена к своему концу. Мы должны прояснение ее сущностных основопозиций поместить (hineinschaffen) в переход и готовность…. Последний Бог это начало самой долгой истории в ее самом прямом пути. Длительная подготовка нужна для великого мгновения его мимо-прохождения. И для подготовки его народы и государства слишком ограниченны (zu klein), т.е. они уже слишком оторваны от всякого роста и слишком уж (nur noch) подвержены (ausgeliefert) махинации…». В этом греческом слове «махинация» звучит и «манипуляция», и «мошенничество», и «машина», и «механика». Хайдеггер, как всегда избрал многоговорящий корень и феномен, который он имеет в виду, нуждается в пояснении. Подготовка к встрече с Последним Богом есть подготовка пространства, пространство создается неким «Между». «Между» есть как пан или пропал, как две стороны острия лезвия. Подобно тому, как героем можно стать только в случае реальной опасности (при гарантированном спасении и победе о героизме говорить не приходится), так же и поймать намек, указующий взмах последнего Бога можно только в условиях риска его пропустить, только на фоне возможности отказа в Боге. Тот, кто хочет гарантий, не получает ничего, кто хочет великого ― должен рисковать, подвергаясь риску проиграть. Великое не было бы великим, если бы давалось просто и с гарантией. Губительно пытаться идти по проторенным путям, подражать кому-то или самому себе, боясь сделать неправильно, искать своего и мошенничать, трусить и перестраховываться, искать гарантий и выгадывать, превращать управление в «машину», в подобие «механизма».

Введение себя в риск навстречу событию, щедрое раздаривание и мужественная решимость идти в неизвестность, за «поворот»… вот что дарит надежду.

Мы себе давали слово
Не сходить с пути прямого,
Но
Так уж суждено.
Выезжайте за ворота
И не бойтесь поворота,
Пусть
Добрым будет путь.

Вот,

Новый поворот,
И мотор ревет.
Что он нам несет?
Пропасть или взлет?
Омут или брод?
И не разберешь,
Пока не повернешь,
Пока не повернешь…

Проблема «современности» и циклы истории

Понятие “современности” кажется настолько привычным и обыденным, настолько непосредственным и самопонятным для всякого неискушенного человека, что он с трудом может себе представить сколько копий сломано вокруг него в философии XX века. Всю дискуссию воспроизводить бессмысленно и невозможно. Можно указать лишь на несколько основных моментов.

На стыке XIX и XX веков авангардистское искусство, уяснив для себя принцип Нового времени, состоящий в самообосновании всякого субъекта всякий раз заново, поставило перед собой требование: “быть современным!” («модерн», «новым»), что, естественно, вызвало к жизни рефлексию по поводу того, что есть эта самая “современность”. Тема заразила и сторонников и противников авангарда. Ни к какому консенсусу, конечно, прийти не удалось, но на свет явились десятки и сотни концепции “модерна” (современности).