Ненависть поляков к Пруссии была всеобщей. Во время недавних войн России с Турцией и Швецией пруссаки, играя на шляхетской гордости, сумели пустыми обещаниями привлечь массу сторонников, привели их к власти и настроили против восточной соседки. Когда же Россия с честью вышла из тяжелой борьбы, Пруссия инициировала второй раздел Речи Посполитой, потребовав свою долю.
«Начальники остававшихся инсургентов, — сообщал 16 ноября Румянцеву Суворов, — сколько ж меня просили о дозволении продолжать им войну с пруссаками. Я шутил: то неприлично».
В конце письма победитель признался: «Здоровье мое очень ослабло, надобно мне для поправления его временно от шума городского удалиться в малое местечко, как скоро дела перемежатся».
Российский посланник в Турции Виктор Павлович Кочубей, поздравляя Румянцева «с именитыми победами над польскими бунтовщиками», писал о политическом резонансе суворовской победы: «Превосходность войск Ея Императорского Величества… еще более во всём пространстве туркам представилась. Захваченные предводители мятежников и частые сих побиения отвергнули внушения недоброхотов наших… От стороны здешней не будем мы озабочены».
Прусский король и австрийский император прислали лучшему полководцу Европы награды. Но самой высокой оценкой его ратных трудов стал долгожданный чин генерал-фельдмаршала. Первым на это намекнул Румянцев. «По прочтении краткого донесения о взятии Праги, — рассказывает очевидец, — отдавая его адъютанту своему Ясновскому, он сказал: "По чести, счастье само лезет в окно к графу Александру Васильевичу"».
Один из ближайших сотрудников Екатерины и многолетний фактический глава Коллегии иностранных дел граф Безбородко постоянно держал в курсе событий своего друга графа Семена Романовича Воронцова, российского посланника в Лондоне. «Секретно положено, — писал он 9 ноября, — что при получении формального о Варшаве известия, послать Графу Суворову чин Фельдмаршала, так чтоб здесь тогда уже сведали, когда уже после подробной реляции отправлены будут к Графу Румянцеву все награждения. Всего страннее, что Граф Николай Иванович Салтыков не в конфиденции по сим пунктам и думает еще, что Суворова сделают только Генерал-Адъютантом. Но когда меня спросили, я сказал прямо, что, взяв столицу, естьли б меня не сделали Фельдмаршалом, несмотря на старшинство домоседов, я бы счел за несправедливость. Как дело уже решено было, то и неудивительно, что апробовали мои мысли».
Утром 19 ноября генерал-майор Петр Алексеевич Исленьев, один из героев штурма Праги, привез в Петербург донесение Румянцева «о покорении войсками Ее Императорского Величества под предводительством господина Генерал-Аншефа Графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского минувшего октября в 29-й день Польского столичного города и крепости Варшавы». Государыне были поднесены городские ключи, хлеб и соль. «Ее Императорское Величество всемилостивейше соизволила пожаловать помянутого Генерала-Аншефа Графа Суворова-Рымникского в Генерал-Фельдмаршалы», — записано в камер-фурьерском журнале.
На другой день в Зимнем дворце был выход. Безбородко читал «объявление о причинах войны с Польшею». Под залпы пушек Петропавловской крепости был отслужен благодарственный молебен. Отведав варшавских хлеба-соли, императрица собственноручно угостила ими дочь победителя.
Зная о влиятельных недоброжелателях и завистниках Александра Васильевича, Екатерина действовала по-суворовски: во время парадного обеда государыня провозгласила тост за здоровье генерал-фельдмаршала графа Суворова-Рымникского! Пили, стоя, при 201 пушечном выстреле.
«Пожалование Графа Суворова, по общей истине дело приличное, сбило с пути всех его старших, их жен, сестер, детей и приятелей», — сообщал Безбородко одному из своих друзей. Еще точнее выразился Завадовский: «Произведение Суворова в фельдмаршалы кольнуло генералов старее его. Граф Салтыков, Князь Репнин, Прозоровский, Князь Долгоруков просят увольнения от службы. Граф Салтыков (Иван Петрович. — В. Л.), как горячее наступал, то уже и отставлен; другие то же получат, когда настоять не перестанут. Суворов просвещается в Варшаве. Не перестает блажить. В прочем чудак, но всегда побеждать есть его жребий, и в войне все его сверстники останутся позади. Правду сказать, они ему не равны ни сердцем, ни предприимчивостью».
Правду сказать, прибавим мы, Суворов не зря считал Репнина и Салтыковых своими недоброхотами. Молниеносной кампанией он сам произвел себя в фельдмаршалы. Но этот легкоранимый человек, не забывавший нанесенных ему обид, не был мстительным.
Начальник штаба Суворова в Польской кампании Петр Никифорович Ивашев вспоминал, что в 1795 году Александр Васильевич по пути в Петербург проезжал мимо Гродно, где «главнокомандующий отдельным корпусом Князь Репнин имел главную свою квартиру»:
«Репнин в чине полного генерала был старее Графа Суворова, но ожидал уже встретить его со всеми военными почесть-ми, как Фельдмаршала своего и начальника.