Суворов

Во время Отечественной войны 1812 года англичанин Роберт Томас Вильсон — британский представитель при штабе М.И. Кутузова — хорошо изучил русского солдата. Вернувшись в Англию, он написал воспоминания, в которых отметил любовь служивых к памяти Суворова. «Хотя русский солдат и родился в рабстве, — подчеркивал Вильсон, — дух его не унижен». Англичанин отмечал, что русская армия отличается высокой дисциплиной, хотя «наказания в ней менее жестоки и часты, чем в войсках других народов».

Ему вторит французский граф Ланжерон. Этот эмигрант провел в рядах Русской армии не одну кампанию, сражался против шведов на Балтике, участвовал в штурме Измаила, при Аустерлице командовал одной из колонн, в Отечественную войну доблестно бился против Наполеона до самой победы над ним. «Русская армия одна из лучших в мире, — заявил Ланжерон. — Русский солдат — это лучший солдат мира, и победа всегда непосредственно шагает за ним. Он отважен, как испанец, терпелив, как цыган, горд, как англичанин, честен, как швед; он может восторгаться и приходить в ярость, как француз, как валлонец и как венгерец. В русском солдате соединены все эти качества, и они делают из него не только прекрасного бойца, но и героя… Русская армия — это нерушимая стена! И если потребуется, стена превращается в поток. Русская армия, если ею управлять правильно, отличается большой дисциплиной, и она пойдет туда, куда ей скажут, и сделает всё то, что от нее потребуют. Сделает она это быстро и прекрасно».

Обязательным этапом боевой подготовки войск становятся знаменитые сквозные атаки. Их подробно описал маркиз Гильоманш-Дюбокаж: «Военное искусство для одиночного солдата или офицера заключалось, по мнению Суворова, в быстроте исполнения и в неустрашимости, не останавливаемой никакими препятствиями… Для достижения быстроты и неустрашимости нужно было… освоить войска с явлениями войны посредством маневров до того близких к действительности, чтобы солдат смотрел на настоящую атаку не более как на маневр. Вследствие этого и верный своей любимой тактике — не ждать атаки, но всегда атаковать самому — Суворов все маневры заканчивал свалкой».

Разделенные на две стороны и поставленные на некоторой дистанции друг от друга части начинали встречное движение. При сближении на 100 шагов пехота припускалась бегом, а кавалерия в карьер. «Прохождение линий или колонн одной сквозь другую исполнялось не так, как это принято в других европейских армиях, — уточняет Дюбокаж, подчеркивая, что у Суворова интервалы были предельно малы. — Эта атака была действительная свалка, какая происходит в настоящем деле. Она производилась обеими сторонами, атакующими друг друга с фронта… среди огня пехоты и артиллерии, при криках "ура!", повторяемых всяким пехотинцем и кавалеристом. Офицеры кричали при этом: "Руби! В штыки!"».

Маркиз свидетельствует:

«Этот маневр был не безопасен, если кавалерия шла на кавалерию или на пехоту… Интервалы часто были недостаточны… Мне часто случалось видеть выбитых из седла и до того ушибленные колена, что люди не могли ходить по нескольку дней, а иногда и недель…

Для войск, выдержанных на суворовских маневрах, бой не представлял ничего нового…

Фельдмаршал имел обычай говорить с войсками. Каждый свой смотр, парад он заканчивал весьма длинною речью (иногда в течение двух часов), в которой подробно разъяснял, что нужно для того, чтобы быть хорошим солдатом или офицером. Он указывал на ошибки, сделанные войсками в одном случае, хвалил за то, как они вели себя в другом. Наконец, он передавал им в своих речах общие основания военного искусства.

Нужно ли после всего этого распространяться о причинах непобедимости войск Суворова? Последний солдат из попавших в сферу его влияния узнавал и практически, и теоретически боевое дело лучше, чем теперь его знают в любой европейской армии в мирное время, не исключая и самых образованных».

Свои воспоминания о Суворове Дюбокаж издал за границей в 1808 году, когда слава Наполеона находилась в зените. Маркиз привел примеры великодушия и гуманности Суворова и заключил свой рассказ словами: «Он умел предпочитать лаврам, обагренным кровью, славу менее блестящую, но более существенную: спасти и щадить человеческую кровь. Оставив в стороне другие поступки, делающие честь его чувствительной душе, я восклицаю, наконец: "Как велик, как великодушен наш Герой, уничтоживший мост Праги для спасения Варшавы!"».

Стареющая Екатерина с тревогой оценивала перспективы развития обстановки в Европе и стремилась обезопасить границы России. Так, в 1796 году она была вынуждена направить в Закавказье значительные силы, чтобы наказать персидского шаха Ага Мохаммед-хана, совершившего кровавый набег на Грузию. Предполагалось, что поход возглавит Суворов.