Суворов

Он отозвался предварительно, что ни деревень, ни денег не желает и почтет таким награждением себя обиженным… Важность его службы мне близко видна. Вы уверены, матушка, что я непристрастен в одобрениях, хотя бы то друг или злодей мне был. Сердце мое не носит пятна зависти или мщения».

Нет никаких свидетельств того, что Суворов отказался от денежных сумм или деревень. Просто князь Григорий Александрович как никто другой читал в душе своего «друга сердешного»: высший орден империи значил для старого воина больше любых материальных благ.

Императрица вняла уверениям Потемкина. «Я, видя из твоих писем подробно службу Александра Васильевича Суворова, решилась к нему послать за веру и верность Св. Андрея», — говорится в письме Екатерины от 9 ноября.

Главнокомандующий поздравил Суворова. В его письме из Херсона от 24 ноября читаем: «За Богом молитва, а за Государем служба не пропадает. Поздравляю Вас, мой друг сердешной, в числе Андреевских кавалеров. Хотел было я сам к тебе привезти орден, но много дел в других частях меня удержали. Я всё сделал, что от меня зависело. Прошу для меня о употреблении всех возможных способов к сбережению людей… А теперь от избытка сердца с радостию поздравляю… Дай Боже тебе здоровья, а обо мне уже нельзя тебе не верить, что твой истинный друг Князь Потемкин Таврический. Пиши, Бога ради, ко мне смело, что тебе надобно».

Ответ Суворова, написанный 26 ноября, замечателен: «Светлейший Князь, мой Отец! Великая душа Вашей Светлости освещает мне путь к вящщей Императорской службе. Мудрое Ваше повелительство ведет меня к твердому блюдению должностей обеим Богам… Цалую ваше письмо и жертвую Вам жизнию моею и по конец дней». Никому и никогда этот страстный человек не делал таких признаний!

Письмо Потемкина Суворову от 20 августа 1787 года

Наступило зимнее затишье. «При поздравлении тебя, любезный друг, с Новым годом желаю тебе паче всего здоровьеца и всех благ столько, сколько я тебе хочу, — пишет ему 1 января Потемкин и прибавляет важную новость: — Сей час получил я из Вены известие, что Цесарские войска делали покушение на Белград: им хотелось его схватить, но не удалося. Война открылася».

КАМПАНИЯ 1788 ГОДА

Суворов быстро оправился от тяжелых ран. «Я теперь только что поворотился, выездил близ пяти сот верст верхом в шесть дней, а не ночью, — пишет он дочери. — Прости, мой друг Наташа, я чаю, ты знаешь, что мне моя матушка Государыня пожаловала Андреевскую ленту "За веру и верность"».

Он готовился к новым боям, обучая вверенную ему пехоту штыковому бою, а кавалерию — сабельной атаке.

Первое большое сражение закончилось победой, но оно показало недостаточную стойкость войск. Через десять дней после Кинбурна Суворов поделился с главнокомандующим мыслями о способах усиления армии. Чтобы успешно сражаться с хорошо подготовленным неприятелем, утверждал он, нужны мужественные, знающие свое дело офицеры, спартанцы, а не сибариты. Он резко критикует привилегированную часть офицерского корпуса — гвардейцев, называет их преторианцами, льстецами, прекраснодушными болтунами и предлагает с целью обеспечения офицерами растущей во время войны армии приостановить действие указа о вольности дворянства. В трудный для Отечества час никто не может прятаться за спины других. Все должны служить!

Столь резкий и откровенный тон письма озадачил составителей четырехтомного собрания суворовских документов, издававшихся в 1949—1953 годах. Публикаторы сделали пометку: «Письмо написано неустановленному лицу, очевидно В.С. Попову». Однако судя по обращению «любезный шевалье» оно было адресовано О.М. де Рибасу — дежурному бригадиру Потемкина, приезжавшему по его поручению в Кинбурн сразу после сражения, — и, конечно, предназначалось самому главнокомандующему Оно и находится среди писем и донесений Суворова Потемкину, а следовательно, дошло до адресата.

Мы не знаем, что ответил главнокомандующий. Но строки его приказов созвучны мыслям, знакомым нам по суворовским наставлениям войскам. В приказе от 18 декабря 1787 года сказано:

«Из опытов известно, что полковые командиры обучают часто движениям, редко годным к употреблению на деле, пренебрегая самые нужныя; и для того я сим предписываю, чтобы обучали следующему: марш должен быть шагом простым и свободным, чтобы не утруждаясь, больше вперед подвигаться… Как на войне с турками построение в каре испытано выгоднейшим, то и следует обучать формировать оный из всякого положения. Наипаче употребить старание обучать солдат скорому заряду и верному прикладу…

В заключение всего я требую, дабы обучать людей с терпением и ясно толковать способы к лучшему исполнению. Господа полковые командиры долг имеют испытать наперед самих обер- и унтер-офицеров, достаточно ли они сами в знании. Унтер-офицерам и капралам отнюдь не позволять наказывать побоями…

Отличать прилежных и доброго поведения солдат, отчего родится похвальное честолюбие, а с сим и храбрость…