Суворов

Сама система укрепленной Кубанской линии представлялась оборонительной. Освещая эту сторону в 6-м пункте приказа, Суворов показал себя большим знатоком полевых укреплений, хорошо помнившим Записки Цезаря и Авла Гирция о Галльской войне. Любое укрепление, со свободным пространством вокруг, окружалось рвом минимум 1,5 сажени в ширину и глубину (3,2 м). За ним насыпался толстый вал со стрелковой галереей и бруствером с часто расположенными амбразурами для стрелков. Широкие ворота, необходимые для быстрых вылазок, были перекрыты внутри крепости перпендикулярным палисадом, снаружи — перпендикулярными валу насыпными траверзами. Вместо устаревших воротин, проход в укрепление при опасности закрывался переносными рогатками, а мост через ров поднимался или сдвигался внутрь. Перед мостом, совершенно в римском духе — три ряда плотно расположенных (на расстоянии пяди, ок. 18 см) волчьих ям диаметром и глубиной полтора аршина (чуть более 1 м) с кольями в коническом дне. Над ними — сдвижной помост. На слабом или каменистом грунте вместо волчьих ям ставились в три ряда русские рогатки, или французские герзы (решетки с остриями), или старые добрые римские деревья с остро отрубленными сучьями. За открытым пространством вокруг укрепления — эспланадом — мог быть вырыт, по условиям местности, малый ров. Дополнительные рвы с небольшими валами, по-турецки, служили при необходимости для укрытия обозов.

Суворов был уверен, что «мудрый» комендант с русскими солдатами может отстоять такое укрепление от любых регулярных войск, не то что от «варварских рассевных набегов». Но — строго предупреждал, что из крепости «погоня не нужна, не похвальна, как и вылазки, разве резервами, но и то для церемониала». Пассивная оборона укрепленных пунктов — вроде бы удивительная для Суворова идея — должна была только привязать неприятеля к данной точке системы обороны. Остальное делал появившийся в тылу неприятеля резерв от соседей и/или более высокого начальника. Враг попадал меж двух огней; тут его следовало истреблять, рубить, гнать и брать в плен.

Активная оборона означала прежде всего связь. В 7-м пункте полководец критически оценил принятые в сторожевой службе «коммуникационные зажигательные маяки». Не сообщая причины тревоги, они зря беспокоили частных начальников и ложными тревогами заставляли усомниться в «соблюдении предвидений начальствующего бригадой».

Другое дело — описанные в пункте 8 «обзорные посты и казачьи пикеты со связанными караулами». Через «смычки их кордонов» о приближении противника следовало сообщать гонцами в три адреса: командиру части, бригады и корпуса, продублировав его трижды. По русской традиции, канонизированной еще в XVI в. создателем Сторожевой и станичной службы князем М.И. Воротынским, сообщать следовало не «враги идут», а разведданные, необходимые для принятия решений:

«1-е. Примерно извещать, противные в каком числе, куда их обращение, тверды или робки;

2-е. Что за ними примерно следует и какое в том их есть намерение, как и прилепление к какому фельдшанцу», т.е. стремление атаковать конкретное укрепление.

Невыполнение этого требования привело в конце 1778 г., когда Суворов командовал одновременно корпусом в Крыму и находился далеко от Кубанской линии, к потере нескольких казаков и гусар убитыми и ранеными. Двум большим отрядам черкесов удалось внезапно атаковать русских на выпасе волов и лошадей. Строго разбирая это дело^{53}, Александр Васильевич отчитывал недосмотревшего за командирами генерал-майора В.В. Райзера: «Не могу верить, чтоб нечаянность могла постигнуть войска, если бы надлежащее исполнение повеленного от обзорных постов казачьих и частных пикетов в самой точности выполняемо было, как о том в 8-м пункте приказа от 16 мая написано» (Д II. 118. С. 141).

За потерю людей Суворов не только отдал под суд офицеров^{54}, но добился замены командующего Кубанской линией генерала Райзера^{55}. Суворов обвинил его не только в личном недосмотре, но в откровенно ложном завышении сил и потерь черкесов. По мнению полководца, это говорило о недостатке тактической разведки в корпусе и плохом глазомере командиров, личные свойства которых Райзер своевременно не изучил и не улучшил. А главное, о страшном грехе — незнании генералом истинных размеров разных кавказских племен, числа их воинов и размере шаек «отважных воров», которые обычно «идут на добычу». Сам Суворов, как мы помним, собрал такие данные сразу по вступлении в командование Кубанским корпусом. Не только преувеличение числа врагов, но и «умножительное число убитых разбойников» крайне вредно. Это — «затмение истины», введение в заблуждение начальников, развращение солдат, незаслуженно получающих похвалы и привыкающих думать о бесчисленности неприятеля, «несравненно уже себя малосильнее полагая» (Д II. 136).