Суворов очень надеялся, что турки «станут драться… и храбрость выкажут — мы с ними славно позабавимся, с теми, кто еще уцелеет!» Надежды его сбывались: неприятель собрал к Кинбурну эскадру в 50 вымпелов, включая 9 линкоров и 8 фрегатов (Д II. 309). Русские корабли не пришли, хотя эскадра контр-адмирала Н.С. Мордвинова, стоящая в Глубокой бухте, была недалеко от крепости. Но суворовские войска вполне верили в себя. Александр Васильевич своевременно нарастил силы, подготовил кавалерийские резервы и тщательно расставил по Кинбурнской косе артиллерию. Пехота под командой генерал-майора И.Г. Река должна была, укрываясь в лощине, позволить врагу подойти к крепости и, построившись в каре, смести турок перекрестным артиллерийским огнем и штыками (Д II. 282).
Потемкин в письме Екатерине II справедливо не почитал старый форт на косе сильным укреплением: «Не думайте, матушка, что Кинбурн крепость. Тут тесный и скверный замок с ретраншементом весьма легким, то и подумайте, как трудно держаться там. Тем паче, что с лишком (за) сто верст удален от Херсона»{71}. Однако так было до прибытия Суворова. Используя опыт полевых укреплений, суммированный в рассмотренном нами выше приказе по Кубанскому корпусу, Александр Васильевич достаточно надежно укрепил его против «атаки варваров» (Д II. 283). Он укреплял также Херсон, а в эскадру Мордвинова отдал 300 армейских артиллеристов, хотя его полевая артиллерия и так имела большой некомплект (Д II. 286).
К Суворову на помощь шли остатки запорожских казаков; мирные жители Херсона вооружались, готовясь сражаться с турками на суше и своих купеческих судах (Д II. 284, 288). Полководец, сидя в обороне, разведывал удобные пути к Очакову, изучал его гарнизон и укрепления для атаки после победы на Кинбурнской косе (Д II. 293,194). По его приказу казачьи полки охраняли мирное население, убиравшее в устье Буга хлеб, с задачей эвакуировать его в случае опасности (Д II. 295).
Заманивая врага, Суворов приказал не трогать разведывательные десанты (Д II. 289). Разведка сеяла в турецком Очакове слухи о малочисленности русских войск, будто бы ушедших воевать «против черкес». Тем не менее турки осторожничали — и не напрасно. Атака турецкой эскадры на Кинбурн 14 сентября обошлась врагу взорванным линейным кораблем и поврежденным фрегатом. «Как взорвало турецкий корабль, вдруг из него оказался в облаках прегордый паша, поклонился Кинбурну и упал стремглав назад», — шутил в письме другу Суворов{72}.
На следующий день, во время второй атаки турок, в помощь Суворову пришла галера «Десна» из эскадры Мордвинова. Ее командир де Ломбард чуть не угодил за такое своеволие под суд. Но в бою он заставил весь сонм турок отступить и преследовал их до Очакова. «Шевалье Ломбард, — писал Суворов о подвиге удальца, — атаковал весь турецкий флот до линейных кораблей; бился со всеми судами из пушек и ружей два часа с половиной, и, по учинении варварскому флоту знатного вреда, этот герой стоит ныне благополучно под Кинбурнскими стенами. Сам и один он ранен в ухо пулей» (Д II. 300). Турки пытались обстреливать галеру, однако на следующий день Ломбард под покровом ночи атаковал турецкую крепость, а затем и флот (Д II. 302, 306).
Суворов уже терял терпение, когда к турецкому флоту присоединилась эскадра из Варны. «Сомневаться не извольте!» — ободряюще написал он Потемкину (Д II. 303–306). Вскоре в его распоряжении были точные разведданные о составе, вооружении и командах всех турецких кораблей, даже о характере их командиров. Ударной силой Очаковской эскадры, нацеленной на Кинбурн, были 3 линкора,
«Нежелательно, чтоб турки ушли!» — говорил Александр Васильевич, заманивая врага на решающее сражение. Он даже не сильно тронул два пробных десанта турок на Кинбурнскую косу. Осмелев, 1 октября 1787 г. противник нанес главный удар. Шестьсот пушек изрыгали на россиян ядра и бомбы. Пять тысяч морских пехотинцев из янычар[60] — ударные силы турок — во главе с французскими инструкторами высадились на косе и умело окопались, построив в считанные часы пятнадцать укрепленных линий!{73}