Суворов

Школы, дороги и больницы строились в странах, где деятельность «тайных» обществ была запрещена: в Голландии (1735), Швеции (1738), даже Швейцарии (1745). Созидательная работа просвещенных преобразователей, в том числе по снижению остроты социальных противоречий, была характерна для Австрийской империи, в которой Мария Терезия распорядилась закрыть все масонские ложи, включая ту, где Великим магистром был ее супруг. Екатерина Великая, долго снисходительно смотревшая на деятельность масонов, в конце концов была оскорблена их ограниченностью и упекла наиболее активных в Шлиссельбург, а масонство запретила так, что и Павел I не осмелился его восстановить.

Дело в том, что масонство — нетерпимо и негибко: это охранительная, а не управляющая система. Достаточно вспомнить, как отшатнулись масоны в конце XVIII в. от небольшого «Ордена иллюминатов» (просветителей), стремившегося, среди прочих благих побуждений, «преодолеть барьеры, воздвигнутые между классами, религиями и нациями». Джордж Вашингтон, стоявший за равенство исключительно для белых, владеющих собственностью мужчин-протестантов, назвал доктрину иллюминатов «подлыми и опасными замыслами». Если в то время в Европе негр мог стать Великим магистром Венской ложи, то в США и сто лет спустя чернокожим дозволялось вступать только в черную ложу, а реального гражданского равенства они с трудом добились лишь во второй половине XX в.

Движущим мотивом людей, которые при Екатерине II превращали Россию в великую державу, было строительство общества на тех же идеалистических основаниях, которые Суворов выразил в инструкциях для своего полка. Недаром М.Е. Салтыков-Щедрин, посмеиваясь над революционными идеями XIX в., писал, что в старину «каждый эскадронный командир был коммунистом». Действительно, полковое имущество и вооружение («орудия труда») было общим; все, чего мог достичь полк, делалось сообща. Свобода, в лучших либеральных традициях, понималась как свобода самосовершенствования и инициативы в интересах общества (полка). Равенство было равенством перед законом и в звании солдата. А братства такого, как солдатская семья, из которой не выключались и высшие офицеры, не смогли достичь ни французские революционные «комарады» и «ситуайены», ни позже русские «товарищи» и «граждане».

Кстати, выражение «товарищи офицеры», равно как и «товарищи солдаты», было обычным в суворовские времена. Товарищами в России именовали помощников руководителя в любом деле: «такой-то со товарищи» отправлялся, согласно документам, бить врага, открывать новые земли или строить храмы и в XVI, и в XVII, и в XVIII вв. Офицеры были товарищами полковника, товарищами в одной категории чинов (например, обер-офицеры), рядовые были товарищами в артели.

Свойством просвещения «по-суворовски» (назовем его так условно, поскольку явление характерно для российской армии тех времен) была полная терпимость. Ее не следует путать с изобретенной в США и Западной Европе «толерантностью» к иным языкам, национальностям, верам и культурам. Последняя учит при появлении иноземца и иноверца не скрипеть зубами и «не хвататься за пистолет», то есть не подразумевает глубокого чувства исконного, природного равенства всех людей, независимо от их происхождения и веры, взглядов и убеждений, присущего Суворову и его солдатам.

Полк был настолько «вещью в себе», что различия в национальном происхождении и вере (характерные, в силу особенностей рекрутской системы, только для офицеров) не имели значения. Недаром Суворов именует всех без исключения солдат и офицеров русскими: немец, поляк (которых в русской армии служило много), украинец или грузин, католик, протестант или человек другого вероисповедания, став членом полковой семьи, равно со всеми служил Богу, «матушке-императрице» и России.

По полковому образцу для солдата не могло быть различий в верах и национальностях российских подданных, которые по законам, опиравшимся на древние традиции, входили в государство на равных с русскими правах (имея меньше обязанностей). Но отчего же, как мы вскоре убедимся, для Суворова не существовало идеи ненависти к иным, «чуждым» России народам, не входящим в пределы империи?!

Идея равенства всех (а не только «своих») людей перед Богом издревле принадлежала русской культуре и православию, к временам Суворова составлявшему ее неотъемлемую часть уже 8 веков. Если для западного христианства была в высшей мере присуща идея, что «всяк не эллин — варвар», что все народы должны быть рабами того, кто их поработил и «просвещает» католической верой (с XVI в. также протестанством и баптизмом), то на Руси ничего подобного никогда не было.