СОЛЯНЫЕ КОПИ
Поставив себя de facto начальником стратегически важного для борьбы с конфедератами района, закрепив это положение разгромом мятежников, Суворов весь июнь 1771 г. пытался объяснить генералу Веймарну бесперспективность текущего хода миротворческой операции. Александр Васильевич выглядел как Дон Кихот, сражающийся с ветряными мельницами, ведь военачальников, кроме него, состояние дел устраивало.
Ирония истории в том, что Суворов, желавший прекратить кровопролитие и грабеж польского населения, изображается поляками кровожадным злодеем, в то время как русские и польские военачальники, наживавшиеся на крови, остаются «белыми и пушистыми». На самом деле снежно-белой вороной в их стае был наш герой — столь белой, что он не мог прямо писать о причинах своих проблем. В самом деле: как сказать в рапорте начальнику, что на крови нехорошо наживаться?! Для офицера подозрение в бесчестной наживе было оскорблением, несовместимым с продолжением службы! Даже острый на язык Суворов такую обиду нанести не мог. Поэтому наши источники — это сплошная фигура умолчания, контуры которой обрисованы тем, что сказано.
15 июня Суворов занял солепромышленное местечко Бохню и радостно рапортовал Веймарну: «Здесь готовой соли бочек на 1000. Эту приманку будем стараться как-нибудь у них отнять перевозом ее в Величку и Краков; поскольку потом, чем больше у них людей, тем будет голоднее, а нам спокойнее. Гиберные и поголовные (деньги) ' мало пособят, а тысяча бочек соли — здешним (конфендератам) жалованья с лишком на полмесяца». 16-го он доложил, что «возмутители беспрестанно подбираются к Бохненской соли, ибо они в великой нужде» (Д I.275–276). В Польше соль, как на Руси водка, была больше, чем деньги. А крупнейший промысел, питавший солью всю Польшу, находился в Величке. Суворов ее, естественно, занял.
Наивный читатель мог бы спросить: а почему эти промыслы не были поставлены на охрану еще в начале мятежа в 1768 г.? Неужели никто не знал, что у конфедератов рэкет соляных промыслов — важнейший источник финансирования? — Полноте! Все русские штаб-офицеры и генералы, в ведении которых находилось, между прочим, управление имуществом сбежавших в конфедерацию панов, были профессиональными хозяйственниками. Мимо их внимания не просочилось бы и 10 злотых. Просто сумма, о которой шла речь, становилась по своей огромной величине «невидимой».
19-го Александр Васильевич послал Веймарну донесение, прося «никому его не показывать и сжечь» (Д I.277) — просьба в высшей мере странная, т.к. Суворов никогда не просил сжигать свои шифровки. В чем дело? Генерал-майор доложил, что поставленная им в Величке рота пехоты была неназванным командиром отозвана. В результате конфедераты «в Величке забрали… больше 1500 бочек в натуре или за них деньгами», что равнялось сумме жалования всех их бойцов на месяц. «Тот месяц их оживляет, ибо хотя бы они все те деньги на жалованье и не роздали, следственно употребили еще на нужнейшее. А заказали было они уже в Величке 5000 бочек, каково это! И какое воровство!»[42]. Своими действиями Суворов все же нарушил поступление денег к конфедератам: «Здешним жалованья не дают, не будут ли пуще всего драгуны дезертировать, кои больше из крестьян?»
«Занятие Велички тронуло их пуще всех наших побоищ, — констатировал Александр Васильевич, — однако не отчаялись, имели надежду на Бохню и тем ободрялись. Не всегда они вывозят соль в натуре, а складывают ее у тамошних обывателей и берут от них за нее деньги, те же после продают ее с барышом… Уже… гиберные и поголовные их не прокормят, им надобно чрезвычайно для сбора их дробиться, чем больше у них людей — тем будет голоднее, причина конца мятежей!»
Казалось бы — все ясно. Употребив незначительные силы, русские уже отрезали конфедератов от важнейшего источника дохода. О чем тут еще говорить?! Однако Суворов счел необходимым меры по охране Велички и Бохни тщательно обосновать. Он пересчитал в Великой Польше всех конфедератов, охарактеризовав их по родам войск. И констатировал: «Денег и Велички у них нет, с Бохней, даст бог здоровья, будет то же». Только совсем мелкие конные отряды могут прокормиться, грабя «сукна из лавок и старую шляхетскую броню» и отбирая «поголовных несколько» (Д I.280).
Если вы не успели вздохнуть с облегчением — то лучше не торопитесь. Суворов в том же июне отправил Веймарну подробные соображения о борьбе с конфедератами, завершавшиеся словами: «А прежде всего у них Бохню и Величку отнять надлежит». Как же так? Ведь генерал-майор соляные промыслы занял и держал под личным присмотром! Очевидно, «невидимое миру» давление на Суворова было чрезвычайно сильным. Иначе он не исписал бы несколько страниц шифровки, хотя длинно писать не любил. На требования Веймарна поручить писать рапорты хоть кому-нибудь из офицеров он отвечал, что «повеления ваши… дешифрировать… времени нет».