Суворов

Сложно стало находить противника даже у его традиционных мест базирования. В походе Браницкого и Михельсона в район Бялы удалось взять лишь 20 пленных с двумя французскими офицерами. Упорно искавшие врага уланы обрели и порубили отряд всего из 200 человек. Полковник Оболдуев, получив под начало полковников Древица и Лопухина, разгромил несколько отрядиков Зарембы и Пулавского, искавших пропитания, — и все.

Отличная затея с захватом Краковского замка окончилась пшиком. Конфедераты не поднялись, биться было не с кем. Суворов был разочарован. А Шуази к тому же изводил его своими требованиями. Начав переговоры о сдаче, он почему-то не хотел быть отпущенным со своими людьми на все четыре стороны. Нет, Шуази желал быть именно «военнопленным», да еще и посидеть в плену! Александр Васильевич предоставил французам самим сочинять условия их капитуляции. И Шаузи сочинил…

15 апреля 1772 г. 700 накопившихся в замке защитников (видимо, канализация продолжала у них работать в обе стороны) сдались и, после приличествующего обеда их офицеров с Суворовым, направились под конвоем в Люблин, захватив все свое имущество. Из 44-х пленных офицеров 25 оказалось французами. Александр Васильевич, по обыкновению, оставил им лошадей (еще добавив своих — путь предстоял длинный) и личное оружие. Немедленно после освобождения замка Александр Васильевич стал просить Бибикова за Штакельберга, который едва не угодил под суд: «Простите, батюшка! Бедного старика Штакельберга». — И полковник был прощен.

9 мая Суворов начал блокаду Тынца, в котором командовал француз Дюгу. Но жизнь и приключения шляхетской конфедерации уже кончились. Часть ее «генеральности», глубоко погрязшая в долгах, договорилась с австрийцами, а те сочли момент удобным для оккупации Польши. 22 мая корпус имперских войск пересек австро-польскую границу.

Суворовским войскам, выставившим на дорогах заставы, не велено было стрелять. Обходя заставы и заявляя, что «они маршируют … как наши союзники и имеют о том повеление», австрийцы заняли Тынец. Казимир Пулавский сдал Ченстоховский монастырь русским и отбыл к своим покровителям в Турцию, а затем во Францию. По счетам конфедератов пришло время платить, но не туркам, австрийцам и французам, как они рассчитывали, а австрийцам, пруссакам и русским.

РАЗДЕЛ ПОЛЬШИ

«Сам чувствую, что не довольно послужил этому краю».

В то время как героические французы и поляки брали Краков, покровители конфедератов в Вене убеждали русских и прусских представителей, что государственность Речи Посполитой себя изжила. Раз у «патриотов Польши» не стало денег на оплату покровителей, им пришло время рассчитаться землями своей страны. Зимой 1772 г. в Вене была подписана и осенью в Петербурге ратифицирована конвенция о разделе Польши. Львиную долю земель, в том числе Бохну и Величку, присвоила себе Австрия (83 тысячи км², и 2 млн. 600 тысяч человек). Она заняла южную часть Краковского и Сандомирского воеводств (без г. Кракова), часть Вельского воеводства и всю Галицию. Пруссия получила 36 тысяч км² и 580 тысяч жителей в Померании (без Данцинга), Западной и Восточной Пруссии, а также часть Великой Польши.

Россия не участвовала в разделе Польши. Отошедшие к ней земли (92 тысячи км² с населением 1 млн. 300 тысяч человек) никогда не входили в Польшу. Они принадлежали Речи Посполитой лишь по унии Польши с Великим княжеством Литовским. Большая часть русских приобретений находилась в Восточной Белоруссии — исконных землях Древнерусского государства (районы Витебска, Полоцка, Мстиславля и Могилева), населенных православными русскими людьми. Меньшая часть — Ливония и Инфлянты — была освоена прибалтийскими немцами и давно тяготела к Российской империи.

Россия не выступала захватчиком, а Пруссия являлась им лишь частично. Инициатором раздела Польши, получившим от него наибольшие выгоды с максимальным уроном для поляков, была Австрийская империя — союзница барских конфедератов.

Суворов тяжело переживал крушение Польши. В августе, после капитуляции Пулавского, он вынужден был снять посты в Величке и Бохне, отведя войска в Краков. А вскоре отбыл в Литву, в корпус Эльмпта, где провел месяц, пытаясь забыться на званых вечерах и балах в Вильно. Получив в октябре 1772 г. назначение в корпус, выдвигавшийся к границе Швеции, Суворов в письме Бибикову подвел итог своей миссии в Речи Посполитой:

«Выхожу из страны, где желал делать только добро или, по крайней мере, всегда о том старался. Сердце мое не знало в этом колебаний, а должность никогда мне не препятствовала. Поступая как честный человек, остерегался я одного нравственного зла, а телесное само собой исчезало. Безукоризненная моя добродетель услаждается одобрением моего поведения.

Здесь только отчасти известно доброе мое имя, — заключил Суворов, — ибо был я здесь недолго, да и сам чувствую, что не довольно послужил этому краю. Чистосердечная благодарность возрождает во мне любовь к этой области, где мне доброжелательствуют: оставляю ее с сожалением».