Суворов и Кутузов

Суворов снял платок и поворотился на другой бок. Поворачиваясь, успел заметить; у порога стоял в парадном мундире с треуголкой под мышкой полицеймейстер.

Суворов продолжал лежать с закрытыми глазами.

«Вот стоит человек. Клянет, поди, фельдмаршала: из-за него надо было наряжаться, бежать докладывать губернатору, потом разыскивать этого Суворова. Хлопот много, а радости – никакой. А ведь все они будут льстить, притворяться, что им это страсть как приятно!»

Чуть приоткрыл глаза.

Полицеймейстер, тучный мужчина, стоял навытяжку, не смея шевельнуться, не смея дохнуть. Обливался потом.

«Ишь, стойку сделал, помилуй Бог!»

Делать нечего – приходилось вставать…

Потому-то губернские города Суворов и старался проскочить ночью. А больше всего любил в пути уездное захолустье, деревенскую глушь. В них меньше важности, меньше притворства, меньше лести…

…На маленькой станции за Курском фельдмаршала Суворова ждали с часу на час. Ямщик, приехавший из города, передал, что в Курске – фельдмаршал Суворов, который едет из Петербурга на юг.

Станционный смотритель, длинный и худой, как оглобля, бегал и суетился: еще бы – едет такой важный барин!

– Смотри же, Оксаночка, чтобы нигде ни пылиночки, ни сориночки, – просил он жену, которая мыла горницу, – ведь едет…

– Одийды! Не мешай! – грозно поднялась с мокрой тряпкой в руке толстощекая чернобровая Оксана. – Сама знаю, что йидэ генерал!

– Не просто генерал, а генерал-фельдмаршал! – робко поправил муж.

– Що я – не бачыла проезжающих? Разных було: и генералов, и полковников, и тых, як их, секунд-майоров… Всякого звания. Слава тоби Господы! Двадцать пьять рокив ось на тий станции… Светлейшего князя Потемкина видела, як йихав. Восемнадцать коней карету везлы. А сам – в шовковим кафтани и кругом золото и ордена; и тут и ось тут! Знаю!..

И разбитная жинка бойко зашлепала по мокрому полу босыми ногами.

К вечеру комната для проезжающих была готова. Оставалось ждать Суворова. Фельдмаршал вечером не приехал. Стали ложиться спать.

– Та лягай ты, як следует быть. Що генерал по ночам будэ йиздыть? Що йому – дня мало? – уговаривала она мужа.

Но муж не послушался – прилег не раздеваясь.

Ночью к почтовому двору кто-то подъехал. Смотритель вскочил с постели.

– Ну и дурный же ты! Як хтось його шылом поре! Чы ж не чуешь – пидъихалы на паре коней. Який там генерал… – говорила Оксана.

Станционный смотритель выскочил на крыльцо и разочарованно остановился: жинка была права – у крыльца стояла обыкновенная кибитка.

Почесываясь и зевая, он спросил:

– Кого Бог несет?

– Передовой графа Суворова, их благородие господин адъютант поручик Столыпин! – весело отозвался какой-то старичок, легко спрыгивая с козел. – Не оступитесь, ваше благородие! Извольте сюда! – помогал он молодому офицеру вылезть из кибитки.

«Адъютант с денщиком», – понял станционный смотритель.

– А что ж, их сиятельство когда прибудут? – спросил он, провожая путников в горницу.

– Не скоро, помилуй Бог! Не раньше вечера! Он у курского губернатора еще гуляет! – словоохотливо ответил денщик.

Станционный смотритель, успокоенный, вернулся к жене:

– Суворов приедет завтра к вечеру, а это его адъютант и денщик.

– А я тоби, дурню, шо говорила? Кажу: лягай, спы!

В горнице же для проезжающих фельдмаршал Суворов шептал своему адъютанту поручику Столыпину:

– Ты, Сашенька, ложись на лавке, а я на полу, на сене. Мне ямщик клок сенца дал.

И немного погодя на почтовом дворе все уснуло.

Наутро Оксана, приоткрыв дверь, заглянула в горницу своим бойким карим глазом.

Офицер, видимо, вышел, – на лавке лежали его плащ и шпага. Зато на полу, в уголочке, похрапывал старик солдат. Спал он на сене, прикрывшись плащом.

– Ишь, трясця його матери! Я мыла-мыла, а туточки сена натряс! – вспылила Оксана. – А мий же дурень не мог солдата до ямщиков в хату отвесты!

Оксана подошла и потянула старика за ногу.

Старик дрыгнул ногой и спрятал ее под плащ.

Оксана дернула его за другую.

Старик поджал и другую.

Тогда Оксана подошла и сердито потрясла его за плечо:

– Эй, диду, вставай!

Старик проснулся и сел, протирая глаза:

– А? Что?

– Вставай, диду! Тут тоби не место!

– Почему?

– Тут будэ велыкый генерал…

– Какой генерал?

– Та ваш же, Суворов!

– А-а, ежели Суворов, тогда надо уступить!

Старик вскочил и, отойдя в сторонку, стал обуваться.

– Я мыла-мыла, а ты взяв и сена натряс, – недовольно говорила баба, собирая сено. – Чы ж тоби тут полагается? Старый солдат, а политыкы не знаешь: твое место ось де, иды сюды! – строго сказала она.

«Занозистая жинка. Но молодец: субординацию понимает!» – весело думал Суворов, идучи за Оксаной на кухню.

– Колы ты денщик, то ось де твое место. Сыды тут, не мешайся полоник миж ложками!

И она вышла.

Суворов умылся и сел на лавку ждать, что будет дальше. Все это забавляло его. Суворов любил ездить вот так, чтобы его не узнавали, принимали за другого.

В горнице стукнула дверь, – видимо, вернулся адъютант Столыпин.

Суворов подбежал к двери.

– Сашенька, я здесь, меня хозяйка на кухню вытурила, – смеясь, сказал он адъютанту. – Гляди не проговорись, не выдай меня.

– Слушаю-с, ваше сиятельство!

– А лошади скоро?