Суворовец

Над кручами за Дунаем сияло оранжевое заходящее солнце. Пролетел над городом призывный крик муэдзина. Ему вторили колокола греческой церкви.

– Поздно уже, – успокаивал приятеля зашедший Круглов. – Что мы ночью найдем? А вот завтра с утречка и отправимся.

– Нет, нельзя ждать, когда надо действовать! Ну и что, что вечер? У нас ведь ночной пропуск, ага!

Уговорил. Секунд-майор хмыкнул и взял со стола треуголку:

– Ну, что с тобой делать? Пошли.

Хозяин дома грек Харитон тоже увязался с приятелями…

– Чем смогу – помогу. Жалко ведь девку! А знаю я многих… Всю жизнь в Гирсове живу.

И помощь его пришлась как нельзя более кстати.

Смеркалось. Лаяли во дворах псы. В доме мастера Ибрагима Сирийца ворота отворили сразу – грека Харитона в городе знали многие. Вот и Сириец знал.

Незваные гости долго не рассусоливали – быстренько расспросив хозяина, узнали все, что надо, и тут же откланялись. Некогда было чаи распивать!

* * *

Вот и нужный дом. Подозрительно тихо… И ворота полураскрыты… Болтаются в петлях и жалобно так скрипят. Похоже, птичка-то уже упорхнула! Эх-х…

– Стоять! Кто такие?

Патруль! Трое солдат с фузеями, с ними – усатый сержант с факелом.

– Вот пропуск…

– Да я вас знаю, ваше благородие. На шанцах рядом были, ага.

Узнав, сержант отдал честь.

– Да уж, была заварушка. А кто в этом доме квартировал, случайно не знаешь?

– Так, кажется, из ваших же кто-то, – сержант задумался. – Из Астраханского полка, да… А кто именно – можно по реестру посмотреть.

По реестру и посмотрели. Правда, уже только утром. Заявились, едва рассвело, в штаб, в комендантский дом. Правда, Суворов вставал рано. Вон уже, обливался во дворе водой!

– Здравия желаем, ваше превосходительство!

– И вам не хворать. Что так рано? Реестр? Так идите к квартирмейстеру… Он уже должен быть.

Александр Василевич вставал рано и штабным покоя не давал. Те тоже вынуждены были с утра пораньше – на службу. А как же! Раз начальник уже там…

– Да, забыл совсем… Донос на меня написали – вон, полюбуйтесь. Епифан, покажи!

Щурясь от восходящего солнца, Круглов зачитал вслух:

– Солдаты оставлены без крова… сорвано строительство временных казарм… Хм… Почерк какой-то странный. Ага! Левой рукой писано… А слог хороший. Видать, образованный писал. Уж точно не из солдатиков.

– А как донос-то перехватили?

– Так заметил. У ящика для донесений ошивался какой-то водонос. И что ему там было делать?

– Водонос?!

– Так это… квартирмейстер пришел, наверное…

– Так попробовал бы уже не прийти!

Реестр отыскался быстро, тем более по приказу самого коменданта. Напарники принялись жадно просматривать списки… И вдруг…

– Хм… вот уж не подумал бы!

– А вот у меня имелись сомнения.

– Ну-у… с виду такой хват… и лошадей любит.

– Как бы установить, где он сейчас… Ах да! По разнарядке должен быть в карауле! Сейчас постовые ведомости глянем… Ага…

Одна надежда и осталась. Предатель ведь нужен туркам именно здесь, в действующей армии. Именно за то ему и деньги немалые платят. И сам шпион это прекрасно понимает, а потому – зря пост бросать не будет. Бояну они, похоже, поймали – непосредственной угрозы нет.

– Эх, солдатиков бы! – озаботился на ходу Круглов.

– Там и возьмем. На месте. В карауле-то наши – Никодим Иваныч, Прохор… Их и возьмем.

* * *

– С тобой очень хотят поговорить. Понимаешь, тля? Если бы не это, я бы давно убил тебя… Фарух, давай ее к дереву.

Торговец оживился и, пнув лежащую на траве деву, стащил с ее головы мешок.

– У-у-у, щучина! Ах, дарагой, эта дева только кажется скромницей. Я же ее уже…

– Не болтай! Вяжите.

– О, насладимся!

– Прежде нужно кое-что узнать… Ты прихватил с собой плеть?

– А как же, уважаемый? Я же верхом!

– Ну и славно.

Ухмыльнувшись, предатель вытащил из-за пояса узкий турецкий кинжал. Дождался, когда торговец и его дюжий слуга привяжут девушку к бугристому стволу старого бука, росшего на обрыве, прямо над рекою Боруй. Подошел, ухмыльнулся, заглядывая несчастной в глаза:

– Я знаю, ты понимаешь русский. Вижу – понимаешь. Ну, что ты еще узнала? Расскажи, поведай. Иначе… Да, ты останешься жива, но тебе будет очень больно. Очень! Знаешь, как бывает, когда выкалывают глаза?

В лучах полуденного солнца сверкнуло острое жало кинжала. Еще одно движение и…

Бояна непроизвольно зажмурилась, закусила губу…

– Господин! А может, мы ее сначала – того… А уж потом и пытать. Хоть содрать с живой кожу. А то ведь кровь – неприятно…

Фарух не очень-то подчинялся этому урусу. Предатель – даже самый важный – все же просто предатель. Шакал.

– Мы так и поступим, господин Фарух.

Негодяй прекрасно знал, что про него думают. И что хотят.

Острое лезвие качнулось… переместилось вниз, разрезая изорванную сорочку… юбку… В лоскуты!

– Так, господин! Так!

Под сорочкой оказалась коротенькая черная туника, весьма необычная – с рисунками и надписями.

– Вроде бы слова турецкие… – вслух удивился Фарух. – А написано латиницей. Как так?

Кинжал не пощадил и тунику. Разрезал, царапая кожу, обнажил молодое упругое тело…

– О, господин!

– Стоять! Стоять, господин Хлудов! Я вам говорю.