Суворовский алый погон

А ведь она была дочерью офицера русской армии, полковника… Но Николай считал дедушкой маминого отчима, человека замечательного, всеми уважаемого. Самолетостроителя, конструктора, работавшего над созданием серьёзных машин, а потому совсем секретного. С первым своим мужем бабушка Николая развелась.

Так вот устроен мир – коли уж в роду начались разводы, трудно потом положить конец порочному этому явлению. Почему развелась бабушка, Николай не знал, да и смутно вообще представлял, что там и как было. Почему развелись родители, старался не интересоваться. А что его самого ждало в будущем, в плане семейном, естественно, скрыто туманом неизвестности. О женитьбе, собственно, и рассуждать время не пришло, да и не интересовал его ещё такой вопрос.

Сейчас главное – начало таинственного, неизвестного пути. Как ступить на первую его ступеньку?!

Непонятным было состояние. Рвался или не рвался он в училище? Ведь лето же. Только середина августа. У всех сверстников каникулы. А он сознательно собирался запереть себя за училищным забором. Впрочем, он ещё не представлял себе, что значит быть запертым за забором в разгар лета, что значит казарменное положение.

Мама решила заняться готовкой. На Руси проводы в армию всегда отмечали и отмечают как праздник. Ну здесь-то не такие уж и проводы. Если сын экзамены не сдаст, то и домой вернётся.

Николай сходил в магазин, потом вышел во двор, но никого из ребят не застал – кто в лагерях пионерских, а кто у бабушек в деревнях.

Под вечер пришёл с работы мамин муж Георгий Александрович.

– Ты какими судьбами? – так же, как и мама, удивился он. – Не получилось с Суворовским?

Николай снова всё объяснил.

– Значит, в наше, Калининское направили. Это хорошо. Училище, как я слышал, лучшее из всех, ныне существующих. Ну что ж, есть что отметить!

Георгию Александровичу суворовская школа, точнее, не суворовская, а вот такая школа для рвущихся в армию отроков, была более чем знакома. Перед войной он учился в авиационной спецшколе и прямо оттуда – на фронт.

Утром Николай надел светло-серый костюм, который купил ему отец во время поездки в Ленинград, где снимался фильм по его сценарию. Ещё не было дурной традиции надевать при отправке на службу всё самое плохое, поскольку неизвестно, куда всё денется, когда выдадут военную форму.

В училище отправился пешком, ещё не ведая, что идёт тем маршрутом, по которому ему в последующие три года суждено будет возвращаться после увольнений в город по субботам и воскресеньям.

Когда уходил, по радио, словно специально, звучала песня в исполнении Людмилы Зыкиной. Тогда её часто передавали.

Уже на набережной вспомнил слова: «Когда придёшь домой в конце пути, свои ладони в Волгу опусти…»

Что-то такое незнакомое, необыкновенное, непонятное затрепетало в душе. Он вдруг ощутил, что уходит в другую жизнь, совсем другую, отличную от той, которая была до сих пор.

Легко взбежал по каменной лестнице с набережной на мост, пошёл по нему, любуясь Волгой. У Речного вокзала стояли, причаленные один к одному, два огромных для этих мест белых теплохода. Им даже развернуться было негде, и для того, чтобы плыть вниз по течению, рулевые мастерски заводили теплоходы задним ходом в устье реки Тверца, и только потом брали курс на Волгоград, Астрахань, словом, на города в низовьях Волги, откуда и добирались сюда эти гиганты.

Впрочем, гигантами они казались только здесь. В низовьях теплоходы были, наверное, и побольше.

Николай сначала шёл дорогой, по которой почти полтора года ходил в школу. Но вот он спустился на набережную уже на противоположном берегу. В школу нужно было идти вниз по течению Волги. Теперь же повернул в сторону Городского сада. Миновал кинотеатр «Звезда», пошёл вдоль ограды Горсада, и оказался на центральной улице, носившей название Советской. Дальше путь лежал мимо Екатерининского дворца, перед которым стоял памятник Калинину, городского стадиона, здания красного кирпича, где размещалась средняя школа. С небольшого моста через Тьмаку открылось училище. Вот оно, таинственное и загадочное. Сколько раз он проезжал мимо, вглядываясь в пушки, стоявшие перед входом, и стараясь увидеть мелькавших в углу за забором суворовцев.

На двери главного здания было объявление: «Вход в училище с Циммервальдской улицы». Стрелка под надписью указывала влево.

Николай постоял какие-то мгновения и пошёл в указанном направлении, огибая училище вдоль чугунного забора.

Шёл и думал: что за улица такая, что за странное название? Да и кто уж помнил, что улица названа в честь Циммервальдской конференции, на которой в годы 1-й мировой войны выдвигались лозунги о превращении её в войну или даже войны гражданские. Много было после революции поспешных переименований. Всё сначала перепуталось, а потом люди свыклись с названиями, зачастую и не задумываясь, что они означают.

На тыльном контрольно-пропускном пункте встретил дежурный с тремя полосками на погонах.

«Сержант!» – определил Николай.