Суждено выжить

Голубев с большим вниманием слушал наш рассказ, поил нас чаем с коньяком, заказал для нас ужин. Он говорил: «Плохи наши дела, ребята. Воевать мы оказались совершенно не готовы. Да еще придумали проводить дурацкие маневры, боясь конфликтов и провокаций со стороны немцев. Армия умышленно была обезоружена. Даже многие склады боеприпасов с пограничных районов были вывезены, остальные законсервированы. Доступ к боеприпасам был только с разрешения Москвы. Я вчера был у командующего нашей армией Собенникова. Он сказал мне по секрету, так как мы с ним старые знакомые, однополчане в Гражданскую, однокашники по академии, что положение хуже не придумаешь. Восьмой армии как таковой уже нет. Она частично пленена, разбежалась по лесам и побита. То же и с другими армиями. Авиация на 90 процентов уничтожена на аэродромах. Все танки остались там, – показал в сторону немцев. – Пока мы очухаемся, немец будет у стен Москвы и Ленинграда. Сейчас мы ему на съедение поставляем вновь сформированные дивизии. Это одинаково, что бросать собаку в клетку со львом».

Нам это уже много раз говорили, поэтому мы слушали Голубева без всякого интереса. Поужинали и попросили разрешения отдохнуть. Он вызвал интенданта, который разместил нас. Первый раз за неделю мы спали на кроватях.

Раздался стук в дверь и крик: «Подъем!» Мы встали, оделись, выглянули в завешенное черным драпом окно. День, светит солнце и, главное, тишина. «Может быть, кончилась война. Может, заключили мир, какое счастье», – подумал я. Снова стук в дверь и голос: «Немедленно к полковнику!»

Голубев сидел с начальником штаба и уже новым комиссаром, они внимательно разглядывали кусок карты. На наш рапорт Голубев ответил: «Садитесь, ребята». «Отступать только на Псков, – сказал комиссар. – Дальше границы с прибалтийскими республиками немцы не пройдут. Там мощный укрепленный район». «Как отступать? – переспросил Кошкин. – Разве мы не удержим Ригу?»

«С Ригой все, товарищ Кошкин, вопрос решен. Немцы по суше нас обошли кругом. Выход в море с Рижского залива прегражден немецкими кораблями. Приказ командования Ригу оставить. Армию из окружения вывести. Выход один – нащупать слабое место в обороне немцев. Оборону прорвать. Вывезти всю материальную часть и раненых. Даугаву немцы пытаются форсировать. Но наши моряки зорко охраняют реку. В юго-западной части города идут уличные бои не с немцами, а с черносотенными отрядами латышей. Товарищи лейтенанты Котриков и Кошкин. Вы ребята опытные, не из робкого десятка. Надо добраться до бунтарей и установить их силы».

«Разрешите, товарищ полковник, принять взвод для выполнения задания?» – сказал я. «Некого, товарищ Котриков, принимать. Латыши сегодня ночью все разбежались, а в первом батальоне остался один командир батальона с комиссаром. Всех русских ночью порезали». «Сволочи!» – вырвалось у Кошкина. Я только сейчас обратил внимание: в соседней комнате, куда открыта дверь, сидели офицеры. Короче, шла оперативка.

«Товарищ Максимов, – сказал Голубев, – выделите товарищам Котрикову и Кошкину с полсотни отборных ребят». Обращаясь к нам, Голубев спросил: «Вы хорошо город знаете?» «Не совсем», – ответил Кошкин. «Тут у нас есть один рижанин, латыш, но товарищ надежный. Он вас проводит».

Из другой комнаты вышел капитан. «Пошли, молодцы», – сказал он. Он привел нас в расположение своего батальона, крикнул: «Кто желает идти в разведку? Желающие, выходи строиться!» Выстроились все. Мы отобрали 60 человек. Разделили их на две группы, то есть на два взвода. В моем взводе были моряки, артиллеристы, танкисты. Подошел к нам человек лет 50 с подростком, сказал: «Я буду сопровождать одну группу, а другую – он, – и показал на пацана, – он лучше моего знает город. Встретимся примерно через полчаса хоть бы в логове контры». Он пошел с взводом Кошкина. Нас повел пацан.

Сзади раздался крик: «Товарищ лейтенант!» Я оглянулся. Ко мне бежал Куклин. У него на шее висел немецкий автомат, на ремне – сумка с гранатами. Поравнявшись со мной, Куклин сказал: «Возьмите меня с собой». «Не могу, товарищ Куклин, без разрешения капитана», – ответил я. «Капитана ночью латыши чуть-чуть не утюкали. Два раза в него выстрелили. Я ходил в госпиталь – жив. Чувствует себя хорошо. Их приготовили к эвакуации. Я вас с раннего утра ищу. Насилу нашел». «Ну что, товарищ Куклин. Мы с вами старые знакомые, становись в строй».

Впереди слышались стрельба и разрывы ручных гранат. На окраине города шел бой. Рвались мины и снаряды. Еще была слышна пулеметная стрельба. Пацан вел нас уверенно дворами, туннелями под домами. В двух местах перелазили через забор. Он остановился и с акцентом произнес: «Вот здесь, близко. На этой улице и в этих домах».

Я выглянул из подъезда. На другой стороне улицы латыши штурмовали четырехэтажный дом. Все они были одеты в серые гражданские костюмы с нарукавными повязками со свастикой, вооружены немецкими автоматами и гранатами.