Суждено выжить

В течение получаса мы сидели, наслаждаясь, вдыхая в себя свежий, напоенный ароматами трав и речной влагой воздух. Без сапог и брюк, без головного убора, без ремня и оружия появляться было неудобно. Куклин от большой потери крови был безразличен ко всему, чувствовал себя плохо. Хотя говорил, что у него ничего не болит. Просить у него брюки и ботинки – значит оставить его на время в этой яме. Это было сверх моих сил. Поэтому я решил: «Будь что будет, пойдем, Куклин». Наметил ориентиры, как подняться на крутой берег реки. Мы побежали, Куклина я держал за здоровую руку и тянул за собой вверх на гору. Босые ноги кололо каждым камешком. Правая нога сильно болела, но осмотреть ее было некогда. Вокруг свистели пули.

Вот мы достигли входящего в реку оврага, по дну которого, журча, протекал холодный, родниковый ручеек. Мы добежали до первой извилины оврага и были в полной безопасности. Мучила жажда. Я ладонями черпал холодную родниковую воду, пил, не обращая на окружающее внимания. Куклин лег и пил прямо из ручья. В 5 метрах от меня сидели три человека совершенно голые, в чем мать родила. Один из них, плотный парень с бритой головой и голубыми глазами, сказал с украинским акцентом: «Прошу в компанию, товарищ старший лейтенант». Да, компания была веселая, мы двинулись по дну оврага. Встретили еще троих босиком, в брюках, но без рубашек. Я намеревался попросить у одного парня брюки, но мы окриками были остановлены и доставлены в штаб полка, разместившийся в наскоро оборудованных землянках в этом овраге.

Возле штаба нас набралось 80 человек. Начальство полка, сутулый сухой майор и толстый невысокого роста полковник, смотрели на нас с презрением – как на трусов и паникеров. Короче говоря, как солдат на вошь. Выстроил нас молодой штабист лейтенант в начищенной наглаженной форме. Он не скупился на слова, низвергал на нас тысячи проклятий. Он ставил нам в вину быстрое продвижение фашистских орд по нашей территории. Оскорблял, называл нас предателями, трусами и даже фашистскими прихвостнями. Семерым, оставшимся в трусах после переправы, грозил расстрелом. Он видел в них фашистских агентов. Куклин, вцепившись здоровой рукой в мое плечо, еле держался на ногах. Большая потеря крови со всеми переживаниями давала о себе знать. У меня кружилась голова, и сохло во рту. Я не выдержал, вышел из строя вместе с Куклиным и крикнул: «Товарищ лейтенант, прекратить издевательства!» Лейтенант попытался на полуслове оборвать меня. Визжал как собака, ужаленная пчелой. Я продолжил: «Казнить нас или миловать – не твоего ума дело, на то есть начальство, разберутся. Как командир батальона я требую немедленно оказать раненым медицинскую помощь».

Из строя выкрикнул Кошкин: «Илья, ты жив?» Еле передвигаясь, бросился мне на шею. Он был ранен в оба бедра. Лейтенант кричал, расстегивая кобуру. В это время Куклин потерял сознание, повалился на землю, увлекая меня. Поднялся шум и крик. Из землянки вышел полковник с майором и с ними командир бригады полковник Голубев. Голубев подошел к нам с Кошкиным, обнял обоих. «Вы живы, дорогие мои ребята. Ранены, на данном этапе войны это очень хорошо». Старик расчувствовался. Глаза его сделались влажными. Кошкин был одет, только без ремня и сапог. Из кармана брюк торчала рукоятка пистолета.

Появились санитары с носилками, унесли Куклина и других тяжелораненых. Полковник с майором внимательно рассматривали чудом спасшихся людей. Казалось, они вылезли не из реки, а вернулись с того света.

Голубев стоял рядом с нами. К нам подошел армейский комиссар, представитель Ставки Верховного Командования. Окинул взглядом нас с Кошкиным с ног до головы, строго сказал: «Почему в таком виде, старшие лейтенанты?» Выручил нас Голубев: «Они оба ранены, товарищ комиссар». «Я вижу, товарищ полковник, и считаю своим долгом заметить товарищам: в таком виде неприлично находиться перед строем». Тут же нас с Кошкиным унесли в санитарную часть. Сотни раненых лежали под деревьями, ждали очереди на отправку в медсанбат. Нам поправили повязки, подбинтовали. Подошли санитарные конные повозки и две бортовые автомашины. На одну из повозок пристроились и мы с Кошкиным и доехали до медсанбата.

«Илеко, Степан, вы живы?» – послышался женский воркующий голос. Кошкин сидел, низко опустив голову, и думал о только что пережитом, не обращая внимания на окружающее. Голос мне показался знакомым. К нам подошла женщина, лейтенант медицинской службы. «Где я ее видел? – воспоминания проносились в мозгу. – Это же Соня Валиахметова». «Здравствуй, Соня, какими судьбами ты оказалась здесь, в этом проклятом богом, жутком месте?» – сказал я.