У многих в вещевых мешках на завтрак нашлись хлеб, консервы, сахар и даже свиное сало. Во время завтрака обсуждался беспокоивший всех вопрос: куда и как идти? Меркулов предлагал идти вблизи шоссе и железной дороги к Новгороду. Некоторые, почувствовав свободу от армейской дисциплины, требовали, чтобы Меркулов вел их в глухомань.
«Пока переждем несколько дней, узнаем, где обозначится линия фронта, тогда и будем пробираться к своим».
Так и было решено большинством. Пошли лесом, лесными и проселочными дорогами, обходя деревни. Лес был наводнен военными. Люди шли небольшими группами и в одиночку. Иногда встречались и подразделения численностью до батальона. Все друг друга боялись, считая за провокаторов или переодетых немцев, друг другу не верили, но все стремились к своим. Здесь царила полная анархия. Никто никому подчиняться не хотел. Завидев большое подразделение, мелкие группы и одиночки старались уйти подальше. Некоторые даже срывали знаки различия, бросали оружие, старались за родню или к вдовам пристроиться в деревнях. Все эти человеческие жизни волной катились по лесам, не зная, куда судьба приведет.
Немцы посылали своих лазутчиков в лес и удаленные от шоссейных и железных дорог деревни. Лазутчики хвалили немецкие порядки и агитировали сдаваться в плен. Если им встречались малочисленные и невооруженные группы, которые отказывались сдаваться, их просто расстреливали на месте. Немцы знали, что в случае организации выходивших из окружения солдат и офицеров в отряды они превратятся в военные подразделения, способные наносить ощутимые удары по их тылам.
Некогда было заниматься нашему командованию этими вопросами. Каждая выходившая из окружения группа хотела быть самостоятельной, независимо от ее величины. Все остерегались провокаторов. Большинство шло через все препятствия к линии фронта, стремилось присоединиться к действующей армии и воевать. Они уже хорошо знали фашистские порядки. Встречались и такие, которые шли в тыл к немцам. Их местность была оккупирована. Они дезертировали, бросали оружие. Переодевались в гражданскую одежду и направлялись к женам, отцам и матерям.
Среди этого людского потока были фанатически преданные Родине, советской власти, шедшие с границы, принимавшие на себя нечеловеческие лишения. Многие сотни километров шли не по дорогам, а непроходимыми чащобами. Часто вступали в неравные бои и выходили победителями. Они не бросали своего, а по возможности вооружались. Они не переодевались в гражданские шмотки и не снимали знаков отличия. Трудно сказать, как их судьбы сложились, если они чудом остались живы и к своим пришли. Может, их при проверке в особом отделе назвали предателями и изменниками Родины, а может, похвалили, сказали «спасибо за ваши подвиги». Такое, может, и было, но как исключение. Большинству выражали недоверие, лишали воинских званий, то есть разжаловали. Кому как везло. За стойкость, фанатизм, за беспредельную любовь к Родине эти люди заслуживали самых высоких наград. Тысячи таких безвестных героев погибли в неравных схватках. Дорого за их жизни заплатили немецко-фашисткие оккупанты. Это они с первого дня войны научили немцев бояться русского леса. Это они, не страшась, вступали в бой один против десятерых. Это были русские парни с Волги и ее притоков, Двины, Вычегды, Иртыша, Оби и Амура.
В лесах немцы разбрасывали листовки. В деревнях вывешивали объявления. Объявлялась амнистия всем сдавшимся на милость врага, им сохранялась жизнь. В населенных пунктах был установлен комендантский час. Лес немцы посещали только с провожатыми русскими полицаями и собаками. За каждую провинность был положен расстрел – за хранение оружия, за скрытие красноармейцев, за неповиновение и так далее.
Волна стихии несла по лесу Меркулова и его подчиненных. Шли только лесом. Деревни обходили, стараясь не встречаться с местным населением. Но природа создала все живое и человека, жить – значит надо есть. Чтобы есть, нужны продукты питания. Достать их можно только в деревне или у немцев. Картошка еще не поспела.
Население деревень прокормить всех не могло, ибо само переходило на подножный корм. Немецкими тылами много людей шло в разных направлениях: военные, гражданские, старики, женщины, дети. Все деревню знали как кормилицу и заходили в нее. Одни просили ради Христа, другие воровали, третьи брали под угрозой оружия. Немцы считали себя хозяевами и отбирали все: хлеб, скот, одежду. Крестьяне все прятали. В начале августа беженцам и выходившим из окружения солдатам пришло облегчение, поспела на колхозных полях картошка. Картофельные поля колхозов были объявлены собственностью Третьего рейха.
Меркулов пока не слагал с себя обязанностей командира, так как он был знаком с данной местностью. Он шел впереди, за ним, растянувшись в две колонны, следовали его подчиненные, голодные и усталые. Часто делали привалы. По пути подобрали трех лошадей. Одну даже с седлом. На лошадях ехали те, кто не мог идти.