Суженая мрака

В самом центре зала пульсирует, живет своей жизнью огромная пентаграмма, сложная, с многочисленными рунами. Внутри нее поднимается вихрь самой черной тьмы, которую только можно представить. Неподалеку от пентаграммы неподвижно лежат двое мужчин – студенты, судя по серебряным бляхам, как и на моей груди. Еще двое скукожились в углу, поджав колени к груди, и немигающими глазами смотрят на набирающий силу ритуал. Мне показалось, они или не в себе – слишком бессмысленные у них глаза, или…

Что «или» подумать не успела, привлеченная движением в середине пентаграммы, тем более обзору мешала фигура огромного нага в черном полукафтане и с оранжево-фиолетовой шевелюрой, который взволнованно, маятником болтался из стороны в сторону, опираясь на свой длиннющий и толстый хвост. Почувствовала, каким-то невероятным образом почувствовала, что ситуация сложная, серьезная, даже критическая, а наг не знает, что предпринять. И ведь это сам маго Бесстай – сильнейший темный целитель современности, как многие с придыханием говорят о нем. Здесь, в академии, он преподает на кафедре целителей, правда только у старшекурсников, кто способен использовать тьму во благо.

– Кто, спрашивается, кто в здравом уме решится на эту дикость?! – неожиданно прорычал в бессильной ярости маго Бесстай. – Где откопали эту мерзость, ведь спрятали все упоминания о ритуале…

– Бесстай, ты и сам был молодым, горячим и нетерпеливым. А поиск суженой так долог…

Я вздрогнула, потому что сначала услышала ответ, а потом увидела еще троих известных преподавателей с темных факультетов, которые, похоже, пытались остановить «эту дикость» – наверняка какой-то запретный ритуал. Двое из них голодными хищниками ходили вокруг все сильнее завихряющейся пентаграммы, что-то выискивая и обдумывая. Третий неожиданно подобрал железный крюк, привязал его к веревке, затем с решительным видом занялся «рыбалкой»: прицелился, размахнулся – и закинул крюк в центр пентаграммы, видимо пытаясь что-то вытащить оттуда. Но уже в следующий миг, стоило веревке и железу попасть в область тьмы, – та выстрелила в ответ черной молнией. Преподавателя так шандарахнуло о стену, что на пол он рухнул сломанной куклой. А сверху на него, усиливая эффект, упала та самая веревка с крюком, еще и присыпало обвалившейся штукатуркой. Маго Бесстай кинулся на помощь пострадавшему, к счастью, живому – я услышала его стон и с облегчением выдохнула.

Это был мой первый и единственный облегченный выдох, потому что изнутри меня буквально рвало на части. Не физически, а словно вся Вселенная решила поделиться со мной своей душевной болью, тоской и одиночеством.

– Светлая? – удивленно воскликнул кто-то из темных преподавателей, заметив меня у подножия лестницы.

Но я не обратила на него внимания, вперившись в эпицентр пентаграммы, где в вихре закручивающейся спиралью тьмы замер мужчина в длинном кафтане. Он чуть раскинул руки в стороны и словно пытался оттолкнуть от себя бездну, которая грозила затянуть, раздавить, сожрать. Из этой бездны ползла не просто тьма, а сам мрак, квинтэссенция тьмы, словно живой мазутно-черный спрут, поблескивающий в пламени свечей. Спрут обволакивал мужчину, сжимал…

Светлые волосы мага, сдерживающего тьму, слиплись от пота, вены вздуты от напряжения, пальцы скрючены в каких-то защитных знаках, кожные поры истекают чернотой. Лицо мужчины искажено мукой. Был бы кто-то другой, я бы, наверное, не узнала, но этого узнала по наитию, душой, а может быть, сердцем – они сжались от боли, а потом я поняла, чьи это мокрые, потемневшие от пота волосы, знакомая фигура и чей черный перстень сияет на скрюченном пальце левой руки. Мне не хватало воздуха, инстинктивно рванула ворот, потеряв пару пуговиц. Келео – мой черный дракон! Тот, с мыслями о котором я просыпаюсь по утрам и засыпаю по ночам. Тот, кто вызывает так много чувств и эмоций, кого я терпеть не могу и… кажется, люблю…

Сама душа толкнулась в грудину, заставляя делать шаг вперед, еще и еще. А может, мы с моей драконицей не могли безучастно смотреть на страдания дракона, которому отведено столько места в нашей общей женской душе.

– Что ты здесь делаешь, девочка? Уходи быстро! – услышала я чей-то взволнованный приказ.

– Мне больно… – просипела я, не в силах оторвать взгляд от мужчины, занимающего мои мысли, и шла к нему как завороженная.

Каждая линия пентаграммы полыхает чернотой, мрак набирает силу. Кажется, а может, и в самом деле, что Келео истекает им, теряет свою суть и магию, поэтому тьма внутри начертанного на полу рисунка с каждым мгновением сгущается, звереет, гудит, словно дым в дымоходе в зимнюю, морозную пору. Ярится на него за эту потерю, словно он предал ее, обманул. Но Келео не сдается, его пальцы будто живут своей жизнью, рисуют в воздухе одну за другой невидимые руны, отчего мрак беснуется еще неистовее.

О ужас! Я увидела, как от Келео отделяется его суть, черная клякса в форме дракона. Оба тянутся друг к другу, наверное, зверь отчаянно пытается удержаться когтями за хозяина, а тот протягивает ему руку. Горячие слезы обожгли мои щеки.