Суженый-ряженый

   -- У самого Льюиса Кэрролла я этого не припомню, -- сказала она в пространство, -- но на твоей, Глеб, любимой пластинке, Алиса, барахтаясь вместе с мышью в слезном море, отмечала, что настоящие англичане, когда попадают в глупое положение, делают вид, что они никуда не попали, а ведут светскую беседу. Мы, конечно, не англичане, но тоже попали в глупое положение.

   -- Предлагаешь говорить о погоде? -- насмешливо поинтересовался Захаров. -- Начинаю. Солнышко опять светит, на смену циклону, по всей видимости, пришел антициклон, а области низкого и высокого давления...

   -- Еще ты мог бы рассказать о вашем новом проекте в Петергофе, -- с издевкой подсказала Таня. Предложенный ею же светский тон что-то ей не давался. -- А ты, папочка, мог бы поведать о симпозиуме в Париже.

   -- Ну конечно! -- с неподдельным энтузиазмом подхватил Глеб. -- В Париже вы были на симпозиуме! По современной архитектуре?!

   -- Кое-что там было весьма и весьма интересным! -- Николай Николаевич проявил тот же непростительный энтузиазм, который просто не мог сейчас не раздражать Таню.

   Но тут уж ничего нельзя было поделать. Рассуждать о тенденциях в современной архитектуре и отец, и Захаров могли до бесконечности. А уж до конца завтрака животрепещущих вопросов им точно должно было хватить. Даже если бы их трапеза состояла из того количества блюд, какое предполагает традиционный английский завтрак. Сами англичане, правда, утверждают, что яичница с беконом, овсянка, тосты и прочие блюда из списка, приведенного в любом отечественном учебнике английского языка, остались в прошлом. Теперь, подобно жителям континента они едят по утрам значительно меньше.

   Рассуждать о современной архитектуре желания у Тани не было, но отец и Глеб были так поглощены разговором, что не заметили ее демонстративного молчания. Она же давилась своим творогом и злилась. Хотя, казалось бы, чего ей было злиться?

   Все складывалось наилучшим образом: все теперь все знают, не надо больше ни врать, ни о чем-то умалчивать. Захаров от того, что она морочила ему голову, не пришел в состояние праведного негодования, кажется, даже не очень обиделся. Его почему-то не смутила перспектива усложнить свою жизнь, и он не захотел с ней расстаться. Напротив, предложил выйти за него замуж. Не говоря при этом ни слова о любви.

   Так почему же Глеб сделал ей предложение? Сейчас многие открыто живут вместе, не помышляя о женитьбе. Порой даже рождение ребенка не становится достаточно веским аргументом для официального вступления в брак. Кстати, Захаров, делая свое предложение, еще не знал, кто ее отец. А если бы уже знал? Нет, едва ли это изменило бы что-то. К тому же она его великодушно отпустила. Наверное, все дело в ее великодушии, болезненно задевшем его мужское самолюбие. Когда она предложение Глеба отвергла... нет, попросту отмахнулась от него... да, теперь его мужское самолюбие уязвлено окончательно. Теперь он будет настаивать на том, чтобы им пожениться, тем сильнее, чем решительнее она будет отказываться. А хватит ли ей решимости, чтобы решительно отказываться? Ведь она, черт все побери, влюбилась-таки в своего дьявола-искусителя по уши. Как последняя идиотка! Только вот он ее не любит! И если она даст слабину, то вскоре сойдет с ума от неразделенной любви и от того, что будет постоянно подозревать Захарова в неверности. А когда однажды эти подозрения, без сомнения, подтвердятся, ее сердце, выражаясь книжным языком, будет окончательно разбито. Может, не стоит решительно отказываться, и тогда он сам даст слабину и откажется от своих матримониальных завихрений? А если не откажется? Тогда она сможет еще порассуждать, но лучше уж сразу начать с того, что будет, если слабину даст она.

   Таня со звоном поставила чашку на блюдце, чем привела в замешательство всех присутствующих, включая себя. Глеб и отец смотрели на нее весьма озадаченно.

   -- Так, -- сказала она, чувствуя, что должна что-нибудь сказать. -- Если вы обратите свои взоры на часы, -- мужчины послушно воззрились в указанном направлении, -- то заметите, что следует поторопиться, -- изрекла Таня и тоже взглянула на часы. Они утверждали совершенно обратное: времени оставалось еще целый вагон.

   -- Пожалуй, -- к ее удивлению, согласился Глеб. -- Тебе ведь еще придется подбросить меня на работу. Так что беги одевайся.

   -- Давай, Стаська, иди, -- поддержал его Николай Николаевич. -- Мы все уберем.

   Мужчины тут же вернулись к проблемам современной архитектуры, а Таня опять почувствовала себя лишней.

35

   -- Так куда я все-таки должна тебя подбросить, -- с сарказмом вопросила Таня, устраиваясь на пассажирском месте, -- на работу или домой?

   -- На работу. -- Захаров включил зажигание.

   Таня покосилась на темную щетину, покрывшую за ночь его щеки и подбородок.

   -- Ах да, я и забыла, что у тебя собственный кабинет в собственной фирме. -- По мере того, как она заводилась, сарказм ее крепчал. -- Надо полагать, там есть и бритва, и свежая рубашка найдется. В крайнем случае можно секретаршу сгонять в магазин.