Свадьба? Какая нахер свадьба?! (СИ)

Я прекрасно понимал, что уничтожаю себя, я знал, что зависим от препаратов, но перестал пытаться бороться с этим, когда меня отвергли. Это помогало заглушить боль и притупить желание умереть.

Сидя в своей комнате в полном одиночестве, я думал, что этот бесполезный мир остановился. Исчез. Умер. Оставил меня в покое. Но правда была в том, что это не мир за окном умирал, а я. Одиночество не спасает. Оно лишь даёт иллюзию того, что внешние проблемы не касаются тебя, оставляют в покое и дают возможность жить так, как ты хочешь.

Я ненавидел людей, и ненавижу до сих пор. Потому что не понимаю.

К чему фальшь и маски? К чему правила отношений альф и омег? К чему дискриминация?

Поглощённый пустотой одиночества, я понимал, что не могу с этим бороться. Да и сил у меня не было даже просто жить.

Я ненавижу всех, кто причинил мне боль. Я никогда их не прощу.

Густава, за то, что я до сих пор живу со всем этим грузом.

Бабушку, за то, что она бросила меня в одиночестве, ведь больше у меня никого нет.

И Тома, за то, что он пытается вернуть того наивного омежку, который был влюблён в него в школе. Бесит то, что он делает вид, словно ничего не было, словно он просто уехал куда-нибудь, а теперь вернулся. Если он пытается загладить передо мной вину, то ничего не получится.

Он причинил мне столько боли… И я хочу, чтобы Каулитц страдал так же, как я. Я хочу, чтобы он почувствовал всю боль и одиночество, что до сих пор не покидают мою душу.

Говоря о бесполезных масках, я сам ношу одну из них, пытаюсь убежать от реальности, стать кем-то другим. Но проблема в том, что в глубине души я не хочу этого делать. Я устал убегать, но и прощать никого не хочу.

И Шеффер снова прав. Я боюсь, что мне причинят боль, поэтому убегаю. Я слишком гордый, чтобы соглашаться с этим. И я всегда себе противоречу.

Тучи сгущаются, когда я просыпаюсь от мыслей, сидя на качелях на детской площадке. Даже не помню, как сюда добрался – так не хотелось обратно домой. Да и не мой это дом, не привык я к таким громадным зданиям, мне бы небольшую квартирку с душем, спальней, кухней, ну, и гостиную можно. Так спокойней, нежели в пустом огромном доме, в котором заблудиться не долго.

Я вздыхаю и поднимаю голову – небо затянулось тучами и потемнело. Скоро гроза. Надо бы возвращаться, но так лень. Сидел бы здесь в одиночестве, думал бы о своём, никому не мешал. Солнца давно нет, а я всё ещё в очках, ветер треплет футболку, качели легко скрипят от лёгкого движения. Я смотрю вверх и думаю, что хочу летать.

Если бы я был птицей, я бы вспорхнул в небеса и улетел куда-нибудь далеко, чтобы никогда не возвращаться. Парил бы под облаками, свободный, никому не нужный. Ведь птицам ничего не нужно, им бы летать, есть всякую живность, плести гнёзда, высиживать яйца…

Я прикрываю глаза, думая, что будь я птицей, просто бы летал. Ничего больше. Даже если бы крылья не шевелились от усталости, я всё равно бы не переставал парить. Я был бы свободным…

На щёку капает холодная капля, отчего я вздрагиваю и неохотно приоткрываю веки. Ветер усиливается, словно небеса готовятся к мощному броску, вдали сверкает молния и приглушённо грохочет гром. Ещё одна капля на лоб, затем щёки, увеличиваясь с каждым мгновением, затекая за ворот футболки, обрушиваясь на меня и забираясь в сердце, ведь дождь соединяет навеки разлучённые небеса и землю, словно два сердца.

Ливень накрывает меня внезапно, заставляя промокнуть за считанные секунды, но я не двигаюсь. Прикусываю губу и прикрываю глаза, понимая, что плачу. Впервые после выписки из больницы. Впервые за долгое время я срываю маску, не в силах притворяться перед небесами.

Через пару минут я встаю и медленно плетусь к дороге. Улица пустынна, капли дождя отскакивают от асфальта, образовывая лужи, редкие машины проносятся мимо с такой скоростью, что вода отскакивает в разные стороны из-под колёс.

Я иду медленно, опустив голову – капли стекают с волос на лицо – очки всё ещё закрывают глаза, одежда промокла насквозь, дождь не прекращается, даже кроссовки хлюпают с каждым моим шагом. Мне бы спрятаться и переждать, но я продолжаю идти обратно, не понимая, плачу ли я или уже нет.

Я замёрз, промок до костей, руки прячутся в карманах, но это не помогает. Я чувствую себя таким подавленным и одиноким, червяком, который вылез из-под земли из-за дождя. И мне ничего не хочется.

До дома Тома я добираюсь неожиданно быстро, учитывая свою скорость черепахи, прохожу мимо ворот, удивляясь, что нет ни единого охранника, которые обычно стоят у входа, чтобы не пускать никого. Вообще, не знаю, зачем они тут. Это обычный дом, обычное место, куда никто не захочет приходить, чтобы просто погулять.

Плетусь к двери и осторожно открываю её, заходя в тепло. По коже тут же пробегают мурашки, я вздрагиваю и прикрываю дверь, безразлично стягивая с себя промокшие кроссовки, которые с хлюпом остаются у порога. Не снимая очков, плетусь к лестнице, но останавливаюсь, когда из кухни выползает Том. Он замирает, осматривая меня.