Свадьба собаки на сене

Через полчаса она достала из больших пакетов старые письма, конверты с фотографиями, большую тетрадь в плотном переплете, стопку квитанций, плоскую сафьяновую коробочку, вырезки из газет и еще немного разных бумаг, которые были скреплены большим зажимом. Мила разложила это все на столе, прикидывая, с чего начать. Она обещала Варваре Петровне посмотреть все, что найдет, и при необходимости задать здесь же необходимые вопросы нотариусу Лойку. Мила вздохнула – интереса к чужим проблемам и историям у нее никогда не было. То, чем сейчас она занималась, она занималась исключительно по поручению, и тем не менее Мила чувствовала себя неловко. Не решаясь приступить к чтению личных бумаг покойного, она поудобней устроилась за столом, потом перевела взгляд на окно, попыталась разглядеть в темноте улицу, потом вздохнула и открыла первый конверт.

Любопытство с правилами хорошего тона сочетается плохо. Может, только в редких случаях, когда любопытство не что иное, как инструмент познавания мира, в остальных случаях это весьма неприятное человеческое качество.

Сколько времени прошло и сколько писем прочитала Мила, понять было сложно. Ночь словно остановилась вокруг этого стола, вокруг этой лампы, этого дома. Ночь словно затаила дыхание и уже не отсчитывала секунды и минуты. Никто и ничто не мешало Миле читать.

Строчки, которые были написаны Сорокко, судя по всему, так никем и не были прочитаны. Вот только сейчас их читала Мила. Она внимательно просмотрела конверты и не нашла ни одного штампа – письма не отправлялись. Тогда Мила присмотрелась к датам, и оказалось, что писали письма каждую неделю на протяжении полугода. Самое интересное, что ни в одном письме не упоминался адресат. Ни в одном письме не было имени или фамилии, не было милого прозвища или хотя бы намека на того, кому адресовалось послание. Только вначале стояло обращение «Моя дорогая!», в конце – «обнимаю тебя». Между тем письма были подробными – в них было описание будней, рассказывалось о делах, писалось о сомнениях, упоминались люди без имен, под литерами. В этих письмах было много мелочей – погода, наблюдения за растениями в саду, за птицами, городские новости. Мила читала не спеша и пыталась представить, как выглядел этот человек, что им руководило, когда он всю свою жизнь умещал в эти строчки. Она пыталась понять, что он чувствовал и что хотел почувствовать, переживая заново то, что только что случилось. Мила обратила внимание, что о многом пишется по «горячим следам», словно кто-то торопится, боится забыть, упустить важное. «Ни имен, ни фамилий. Кто писал, кому писал. Ясно, что мужчина – женщине. Не более того. Даже не верилось, что это письма Сорокко. Почему же тогда они в таком виде, неотправленные, без подписи? Надо будет все это отвезти Варваре Петровне».

Мила отложила часть прочитанного в сторону. «А если это вообще к ней не относится?! Если ей это будет неприятно читать? Она может разволноваться». Мила в замешательстве посмотрела на груду всего, что еще предстояло изучить. Только сейчас она поняла, что сидит за столом уже часа три, что за окном глубокая ночь, а спина ноет от неподвижности. «Прилягу я. На полчасика, подремать. А потом продолжу. Лягу здесь, вот здесь на этом диване. Плед есть, подушек полно». Мила оглянулась вокруг и поежилась. Как ни странно, пустой, лишившийся своих украшений – книг, картин, безделушек – дом сейчас показался обитаем. Исчезло это ощущение брошенности, сиротства, которое было днем. И царивший сейчас в нем ночной порядок, как ни странно, только подчеркивал возможное присутствие хозяина.