Свадьбы

Повариха Марья Страхолет видела, что Груня встала не с той ноги. Но она не любила свою помощницу и решила подлить масла в огонь. Марья Страхолет точно не знала: ходит Гнат Серобаба к кассирше Фросе Кульгейко или нет. Как-то недавно встретила она Гната на своей улице, близко от Фросиного дома, и вот подумалось ей, что был он у Фроси, так как Фрося разведенная и сама себе хозяйка. И вчера видела она Гната на своей улице, правда, далековато от Фросиного дома. Гнат выходил из магазина, у которого ждал его брезентовый «газик». Однако он мог из магазина и к Фросе поехать. Словом, чтоб как-то досадить своей помощнице, повариха Марья Страхолет сказала Груне:

— Опять твоего вчера на нашей улице видала. Сперва в продуктовый зашел, а потом… — Она выдержала допустимую паузу и добавила: — Потом уж не знаю, куда его дорожка легла.

И этого было достаточно: Груня поняла, где ночевал муж. Губы ее плотно сжались, глаза узко сощурились, и Груня тут же приняла решение.

Она покинула кухню, ничего не сказав поварихе, и прошагала лесом в город. Не заходя домой, направилась в депо. Вошла в контору, промаршировала по коридору к кассе. В коридорном закоулочке толпились перед окошечком кассы железнодорожники. За окошечком сидела кассирша. Груня не знала в лицо Фросю Кульгейко и сперва, отстранив какого-то мужчину, заглянула издали в окошечко. Фрося была молодая, с крашеными волосами, насиненными глазами и напомаженными губами.

Груня отошла от кассы к бачку с водой. Нацедила полную кружку, решительно отстранила от кассы другого мужчину и плеснула кружку воды прямо в лицо кассирше Фросе.

Кассирша завизжала как резаная и выскочила из кассы — наверно, посмотреть, кто здесь сошел с ума. Но глаза ей заливала вода вместе с краской, смытой с ресниц, и она ничего не могла увидеть. Груня же, не мешкая ни секунды, ухватила ее за крашеные волосы и затрясла в своих костлявых руках с такой силой, что, казалось, голова кассирши вот-вот слетит с плеч.

— Будешь знать, как чужих мужей приваживать!.. Я тебя научу, сучка поганая!.. — монотонно приговаривала Груня, тряся кассиршину голову. — Он тебе в отцы годится, а ты — отбивать?!

Первым опомнился вагонный смазчик Безручко, которому Груня невзначай наступила на ногу своей искривленной туфлей сорок пятого размера. А за ним опомнились и другие, и все вместе начали отрывать Груню от визжавшей кассирши. Из кабинетов сбегались сотрудники, появился и сам начальник депо. Женщины бросились к полумертвой кассирше, вытирали ей платочками лицо, приглаживали волосы.

— Кто вы такая? Почему дебоширите в государственном учреждении? — закричал Груне начальник депо.

— А вам какое дело? — зыркнула на него страшными глазами Груня. И сказала кассирше: — Смотри, Фроська, еще раз примешь его, я с тобой не так рассчитаюсь!

— Ты, полоумная! — дернул ее за руку смазчик Безручко, у которого сильно ныла нога, попавшая под искривленный каблук Груни. — Какая она тебе Фроська? Та в Крым по путевке давно уехала. А ну, вон отсюда, пока мы тебя не вышвырнули!

Груня позеленела. Рот у нее перекосился.

— Извиняюсь, — как-то брезгливо сказала она. — Ошиблась, значит. — И пошла солдатским шагом к выходу.

Полумертвая кассирша Зина, заменявшая уехавшую в отпуск Фросю Кульгейко, повела вокруг безумными глазами и сказала:

— Я утоплюсь… Я обязательно утоплюсь… — и сделала несколько шагов, желая, видимо, идти топиться.

Ее не пустили. Ее повели под руки в кассу, взяли ключи, заперли кассу, опечатали дверь. И опять повели ничего не смыслившую Зину, но теперь уже в медпункт.

Тогда наконец все окончательно пришли в себя и стали бурно выяснять, кто такая эта сумасшедшая, кто ее муж, при чем тут отдыхавшая в Крыму Фрося Кульгейко, и как вообще все это понимать?

Спустя час о случившемся трезвонил весь городок.

Саша прибежала домой со слезами на глазах. Она все узнала в аптеке (летом Саша закончила фармацевтический техникум и вот уже полмесяца работала в городской аптеке, в штучном отделе). Приходившие за лекарством женщины переговаривались меж собой и называли имя ее матери. Саша отпросилась у заведующей и побежала домой.

Мать кормила в сарае кабанов.

— Мама, это правда? — дрожащим голосом спросила Саша, заходя в сарай. — Ты избила женщину?

— Правда, — смиренно ответила Груня.

— Как тебе не стыдно! Ведь ты позоришь и меня и папу! Мне стыдно, стыдно!.. — заплакала Саша.

— Стыд не дым — глаза не ест, — тихо ответила Груня. — И не плачь. У меня душа совсем от горя черная, а видишь — не плачу. Пусть люди говорят, а ты не слушай. Ты о себе думай. У тебя свадьба в субботу, вот ты о свадьбе и думай.

— Да зачем мне твоя свадьба? — Саша вытирала мокрые глаза. — Не нужна мне твоя свадьба! Не хочу я замуж идти. Зачем? Чтоб так жить, как вы с папой?

— Вот глупая, вот глупая, — ласково сказала Груня. И подошла к Саше, погладила ее по плечам. — То хотела, то теперь не хочешь.

— Ах, мама!.. — сказала сквозь слезы Саша и убежала в дом.

Груня подождала, пока насытится свинство, убрала корыто, ополоснула под колонкой у крыльца руки и отправилась в пионерлагерь.