Свадьбы

Наконец Худоложка подошел к Георгию, обнял его, поднял одной рукой за талию и провозгласил:

- Это мой лучший друг Свист. И в честь нашего вечного товарищества я ставлю ведро самой крепкой!

- Э, так не пойдет! - возразил Георгий. - Ставлю два ведра.

- Согласны! - гаркнули казаки. - Ты парень с мозгами. Айда к нашей хозяюшке. Берем тебя в долю.

Столовались казаки у вдовы Маши, у той самой, которая сына с первым зубком на круг вывела.

Маша красавица, и хоть молода, казаки ее почитали за мать.

Ели казаки молча, но тут водочка подоспела. Выпили - порозовели, другой раз выпили - пошевелились, а с третьей - песню запели:

На Дону-то все живут, братцы,

люди вольные,

Люди вольные живут-то,

донские казаки.

Собирались казаки, други, во единый

круг,

Они стали меж собою да все

дуван делить!

Как на первый-то пай

клали пятьсот рублей,

На другой-то пай они клали

всю тысячу,

А па третий становюш красну

девицу.,.

“Разбойничьи песни-то!” - подумал про себя Георгий.

На его плече лежала огромная тяжелая рука Худоложки. Сидел Георгий за столом с настоящими казаками, которые взяли у турок Азов, которые ходили на чайках в Кафу, и в Тамань, и под сам Царьград, а на конях ходили к Перекопу и к Бахчисараю, по Дону и по Волге до самого Каспия.

А ведь распорядись судьба по-другому, всю жизнь свечи бы лил да варил мыло.

Наступило утро, когда наконец-то отбражничались. Спозаранку в курень Худоложки явился от войскового атамана писарь, принес чертеж. На сегодня казакам и строителям Тургенева надлежало углублять ров и поднимать стены бастиона Цобраколь.

Лицо писаря, его голос были Георгию знакомы, но где он мог видеть этого ученого казака?..

И когда писарь пошел из куреня, Георгий потянулся следом. На улице писарь обернулся вдруг к нему и, чуть смягчив холодное лицо улыбкой, сказал:

- Долго же ты шел к Азову, Георгий!

- Вспомнил!

- Что ты вспомнил?

- Тебя! Ты тот самый швед.

- Меня зовут Федор Порошин, Георгий. Рад, что ты в нашем городе. Вот только и поговорить-то не удастся. Уезжаю сегодня.

- Далеко?

- Далеко, Георгий. Коли жив буду, вернусь в Азов, а коли вернусь, так и тебя найду, тогда и поговорим.

- А ведь я твой завет не забыл, - быстро затараторил Георгий на хорошем турецком языке.

- Ого!

- Получается?

- Получается… Ей-ей, ты мне нравишься, казак! Казак?

- Казак! - смутясь, согласился Георгий.

- Ни о чем тебя спрашивать не буду, но, глядишь, коли ты в языках преуспел, идти нам с тобой одной дорожкой. Будь здоров, Георгий!

- И тебе счастливо!

Они обнялись, и помешкав, поцеловались.

- Ты знаешь нашего писаря? - удивился Худоложка.

- Из Москвы вместе бежали.

- Вон какие куролесы!

- Уезжает он.

- В Яссы небось, к молдавскому господарю. Лазутчиком,

“Лазутчиком? В Яссы? - горько задумался Георгий. - И я

лазутчиком. В Азов”.

Вспомнил отца Бориса, тоскливо стало: люди ему душу открывают, а ему надо все слушать и мотать на ус: в Москве хотели знать, чего ждать от казаков. И тут, как нарочно, Худоложка сказал:

- Завтра послы персидского шаха приезжают.

*

Послов принимают атаманы, разговоры атаманы ведут с послами наитайнейшие. Да только у послов - секретари, у атаманов - есаулы, у послов да секретарей - слуги, у атаманов да есаулов - ближние дружки.

Приметил Георгий одного перса. Тот все по базару ходил, к серебряным кольцам приценивался. Купил Георгий самое дорогое кольцо, с алмазиком, и к персу подкатился. Поглядел перс на колечко, глаза у него загорелись, но руками разводит.

- Дорого! - по-своему сказал, а Георгий ему по-турецки:

- Давай меняться! Приноси вечером свой товар ко мне домой.

И показал, где живет.

Пришел перс. Принес три халата. Георгий сделал вид, что халаты ему очень понравились. Поменялся, стал угощать чужестранца.

- Скажи, как величать тебя,

- Меня зовут так же, как нашего великого шаха - Сефи, да продлит аллах дни его блистательного правления.

- А меня зовут Георгий. Выпьем же первую чашу за дружбу!

Перс помялся, но отказаться не посмел. Выпили за дружбу. Потом выпили отдельно за шаха Сефи, за царя Михаила и за Войско Донское. Развязало вино языки.

- Я против тебя никогда не подниму сабли! - клялся Георгий.

А Сефи удивился:

- Зачем же нам ссориться и воевать друг с другом, когда мой великий шах зовет Войско Донское к себе на службу. Мой великий шах Сефи восхищен казаками. Вы такую крепость у турок отобрали. Теперь весь мир над Мурадом хохочет. Мой великий шах просит ваших атаманов прислать к нему знаменитых казаков, и он этих казаков наградит.

- Твой шах Сефи воистину щедрый государь.

Перс пьяно покрутил головой:

- Мой великий шах - кроволиец. Говорят, он родился с руками, полными крови. Его дед, шах Аббас, тогда сказал: “Много же этот мальчик прольет крови”. И те слова стали пророческими. Шах перебил всех великих воинов, сам он страха не знает, но мы проигрываем туркам битву за битвой, мы бегаем от турок, а давно ли минуло время Аббаса, когда турки бегали от нас? Шах Аббас тоже был кроволиец, но

Сефи превзошел его в этом, только в этом, только в дурном…

*

Отец Варлаам выслушал Георгия, одобрительно кивая на каждое его слово.