Свадьбы

К его лицу, стянув щеки до ломоты, прилипла старая, как высохший гриб, улыбка. Сначала ему это нравилось: оглушительная пальба, облака порохового дыма. И пожары! Людишки в городе - враги аллаха, падишаха и его, Мехмеда, небось прыгают, как рыбы на сковороде. Казалось, еще немного, и стены рухнут от одного грохота. Врассыпную, как муравьи из подожженного муравейника, побегут по полю очумевшие от каменной смерти казаки. И вот тогда Мехмед ринется в город, убьет всякого, у кого в руках оружие, и возьмет в рабство всех покорных, кому дорога жизнь.

Стены, однако, не обваливались, твердыня оставалась твердыней. Ни одного выстрела не прогремело в ответ.

Это не пугало, но это было странно. Это рождало предчувствия. Нелепые. В победе Мехмед не сомневался, и все же…

Рев пушек его уже не бодрил. Он поглядывал искоса на свой десяток. Как там они? Не подведут?

Запиликали пищалки.

Прибежали к стенам оба полка немцев-наемников. Десятку Мехмеда вручили лестницу.

- Вперед!

Вот и команда. Оказывается, пора. Пушки молчат. Мехмеда толкнули в спину. Он очнулся и побежал.

Лестница режет плечо. Угораздило родиться дылдой, вся тяжесть ему. Проклятые солдатики всегда рады облегчить себе жизнь. “Дьявол с вами, отыграюсь у стены, - думал Мехмед. - Я буду ставить лестницу, а вы полезете”.

Под ногами пылит земля. Мехмед видит только землю. Пот застилает глаза. Утереться бы.

“Где ты, Элиф?”

А казацкие пушки молчат. Может, у казаков нет пушек?

Ров. Мужики в овечьих шапчонках заваливают ров камышом и землей. Это валахи и молдаване. “Это их работа, - думает Мехмед. - Наша работа на стене”.

Всем десятком скатились в ров. Подняли лестницу. Поставили. Стоит. По лестнице пошли.

Мехмед наконец разогнулся. Огляделся. Ого! Сколько лестниц у стены. Пошли! Пошли!

Стрелки палят из пищалей, лучники пускают стрелы.

Весело!

Пожалуй, дело будет скорое. Надо свое не прозевать.

Мехмед вытащил из ножен меч, поправил шишак. Встал на лестницу. И в тот же миг земля пошатнулась, задрожала, а возле Водяной башни взлетела вверх, красная от огня и черная от дыма.

- Подкоп! - завопил кто-то, прыгая с лестницы вниз.

Мехмед тоже отбежал и остановился. Подкоп мог быть там,

где он только что стоял, а мог быть и там, где он стоит теперь.

- Немцы на подкоп напоролись! - крикнул Юрем, оказавшийся рядом с Мехмедом. - Триста человек - тю-тю!

- Они шехиды, - сказал Мехмед.

- Они гяуры.

- Но они умерли за дело Магомета. Вперед! Вперед! - заорал Мехмед, бросился к лестнице и полез наверх.

К нему потянулось копье. Он ударил по копью мечом и рассек его. И тут он увидел завитые в колечки усы, белозубую улыбку и черное дуло пищали. Сверкнул огонь, и Мехмед почувствовал, что летит. Очнулся он через мгновение на земле. Грохотало. Открыл глаза. Над ним летели языки огня и клубы дыма.

Крепость ожила.

Казаки выждали, пока под стенами будет густо, и начали палить из пушек и стрелять из пищалей.

Мехмед отстегнул шлем. Пуля срезала шишак.

- О, Элиф! Не твоими ли молитвами я еще жив?

Где-то рядом взвыло. Упала вместе с людьми лестница,

и в эту стонущую, орущую кучу малу сверху с хрястом влипали огромные каменья.

Мехмед подтянул длинные ноги к стене, прижался к нагретым солнцем камням и затих.

Он был жив и здоров и почти в безопасности, пить только хотелось.

- Хватит терпения - будешь жив, - сказал себе Мехмед и прикрыл голову шлемом.

Ухало, свистело, рушилось, а они сидели в подземелье и ждали приказа. Георгий подошел к Худоложке.

- Отпусти меня на стену. Чего мы сидим здесь?

- Значит, так нужно.

- Про нас забыли.

- Значит, и без нас хватает людей.

- Ну пусти ты меня за-ради бога!

- Дурак! -искренне удивился Худоложка. - Что, у тебя запасная голова есть? Сиди. Успеешь помереть.

- Худоложка, друг!

Худоложка поглядел парню в синие глаза.

- Бог тебя хранит! Ступай! Да вот что - бей да поглядывай. На войне и по затылку огреть могут.

Георгий кинулся было наверх, но Худоложка схватил его за руку.

- Возьми пищаль да пику. Куда ж ты без оружия? - притянул к себе и на ухо шепнул: - Воевать пойдешь в Топраков-город. Помни о деле рук своих!

Кивнул на черную нору. Нора вела в подкоп, где ждали своего часа двенадцать бочек пороха.

Георгий схватил пику, пищаль и помчался без оглядки воевать: как бы не передумали, не вернули.

У ворот, ведущих в Топраков-город, строилось войско. Здесь был сам Осип Петров.

Георгий увидел атамана и остановился, не зная, как быть, но атаман тоже увидал Георгия и знаком подозвал к себе.

Георгий подбежал.

- Отпущен атаманом воевать. В Топраков-город.

- Ты из дружины Худоложки? Многих он отпустил?

- Меня одного.

- Одного? - голос атамана смягчился. - Ступай в первую сотню, пищаль оставь, там тебе скажут, что делать.

Отворились ворота. Сотня побежала в Топраков-город, и Георгий побежал за казаками, надрывая глотку в крике и не видя ничего, кроме казачьих спин.

Кругом пожар; с треском взметая огненную метель, ухались в пламя крыши домов.

Навстречу свежей сотне группами и поодиночке бежали свои казаки. Одни катили пушечки и бочонки пороха, другие несли залитых кровью людей.