Свадебное платье мисс Холмс

– Привет, – говорила я недовольным тоном и первым делом доставала коробочку с завтраком.

Андрей Николаевич частенько ночевал у меня. Утром, убегая в институт, он заботливо готовил мне омлет или кашу. И точно зная, что поесть я не успею, упаковывал мне все в пластмассовый контейнер. Еще он добавлял пару яблок – я без них жить не могла – и соевый батончик. Я с удовольствием инспектировала свое «богатство» и шла на «кухню» варить кофе. Несмотря на то что я всегда была человеком осторожным и выводы делать не торопилась, моя нынешняя работа казалась мне невероятной удачей. Утро, запах кофе, неторопливый завтрак, тишина. За окном город – хочешь любуйся на пейзажи. У стены – диван, хочешь отдыхай, валяйся, думай, размышляй. Впрочем, тут я бросала взгляд на компьютер, и настроение у меня немного портилось. Компьютер напоминал о работе, которая оказалась сложнее, чем бы мне хотелось. Попивая кофе, я возвращалась к вчерашнему дню и перечитывала последнюю страницу.

Сегодня собственный текст меня разозлил. Моя героиня, златокудрая и голубоглазая, уже раз десять побывала в нежных объятиях мужественного загорелого воина, который так ни на что и не решился. Она часто плакала – ее соленые слезы на страницах моего творения превращались в патоку, а потом и вообще в нечто, напоминающее розовые слюни. И локон падал ей на нежное плечо, и она вздыхала, и молила. О чем? Да, о разном. Как раз мольба мне удавалась хорошо. Воин был строг, молчалив, смотрел вдаль, где бродили тучи, и почти никогда не выпускал из рук колчан со стрелами.

Короче, бред. Последний абзац, написанный вчера, выглядел так:

«Изабелла смутилась. Она отвела глаза, не выдержав его молящего взгляда.

– Не смотри на меня. Дай мне время! – прошептала она».

Откровенно говоря, время нужно было мне, чтобы сообразить, куда отправить этих двух совершенно ненормальных влюбленных – порождение моей непрофессиональной писательской фантазии. За эти десять дней они были везде – на море-океане, в пещерах, на ледяных вершинах. Что с ними делать дальше, я понятия не имела. Хорошо было бы, утопить или отравить. Но я вдруг поняла, что убить собственного героя очень тяжело. Рука в буквальном смысле не поднималась, не могла нажать на клавишу. С этим решением вымысел неожиданно пересекался с реальностью, и чувство ответственности, чувство страха за чью-то жизнь мешали мне «заострить» сюжет. Профессиональными «убийцами» были те, кто выпускал по десять книг в год и чьи герои особенно не заморачивались человеколюбием. Мне же решиться на такой поступок мешали не только жалость и страх расплаты. Какое-то странное чувство меня заставляло верить в реальность слова, в его жизненность и в то, что когда-нибудь написанное сбудется. Мне иногда казалось, что литература – это то, что пережил автор, и то, что ему предстоит пережить. Мне казалось, что писатель, словно ясновидящий, имеет особое чутье, а может быть, и редкую способность художественно осмыслить происходящее и вывести формулу будущего. Одним словом, мне всегда казалось, что в этой профессии есть что-то и от шаманства-колдовства, и от неведомой науки.

Я отставила чашку с кофе и достала яблоко. Это фрукт всегда мне помогал – помогал думать, скрывать смущение, тянуть время. Вот и сейчас я с аппетитом откусила и медленно начала жевать, не обращая внимания на белое окно экрана, символизирующее чистый лист.

«Моя Изабелла, конечно, заслуживает порки. Она – дура. Нет, чтобы сопротивляться, козни строить, интриги плести!» – думала я, одной рукой держа яблоко, другой машинально выдвигая ящички письменного стола. Одни были пусты, в других лежали карандаши, ручки, стопка белой чистой бумаги. Шальной старый ластик завалялся в углу. Я протянула к нему руку и тут увидела процарапанные на дне ящика слова. Мебель в этой комнате была стандартно-офисная – недорогая, отделанная ненатуральным шпоном. Внутренность ящиков была темная, а потому я не сразу заметила мелочь в самой глубине – проездной билет, маленький карандаш, бумажку, свернутую в несколько раз. Я выудила это все на свет и первым делом развернула бумажку. Там был номер телефона, чьи-то инициалы. Проездной интереса не представлял – он был уже использованным. Карандаши я терпеть не могла. Я посмотрела на это «богатство», и мне пришло в голову, что кто-то, как и я, сидел здесь, мучился над сюжетом и подбирал слова. Что потом было с ним и с тем текстом, который он написал, – непонятно. Нет, я была далека от страхов и опасений, которые испытывают герои триллеров, но отчего-то невольно поежилась. Загадочная пустынность этого места заставляла меня все время оглядываться на входную дверь – я помнила, что выйти я не могу, войти же ко мне могут в любую минуту.