Свадебное платье мисс Холмс

– Ну тогда до свидания? – Геннадий Петрович вопросительно посмотрел на меня.

– Да, всего хорошего. Однако вы знаете, у меня еще один вопрос к вам. Немного необычный.

– Пожалуйста, слушаю вас.

Я решилась.

– Скажите, вы занимались когда-нибудь журналистским расследованием?

– Практически написание любой статьи – это расследование. Никто не будет читать то, что известно каждому.

– И вы тоже? Вы тоже так писали, предварительно проведя расследование?

– Конечно. – Поспелов пожал плечами.

– У меня к вам предложение: давайте попробуем распутать одну историю.

– Какую именно?

– Понимаете, в двух словах не расскажешь. Надо издалека начинать.

– Хорошо, я вас с удовольствием выслушаю, но объясните, почему ваш выбор пал именно на меня?

– Я вам доверяю. Это – во-первых. Во-вторых, именно вы были единственным человеком, который видел и разговаривал с Анной Монк. Кстати, почему она сменила фамилию? Хотела, чтобы ее приняли за иностранку? Или наоборот, это ее настоящая фамилия. Вы ничего не знаете про это?

– Не знаю, если честно. К тому же это не так интересно. Я вообще не могу понять, что вас так там заинтересовало.

– Книга. Меня заинтересовала книга. Ее успех. Необъяснимый успех.

– Вы ее сами-то читали?

Тут я замолчала, потому что в окончательной версии я ее толком не читала. Я ее пролистала бегло, отмечая, где и как эта самая Монк меня поправила. Я помнила только новые детали и то, что писала сама. Общей картины у меня из-за этого не было.

– Так, пролистала. Увидела, что достаточно много откровенного. Местами даже слишком.

– Думаете? На мой взгляд, там есть рискованные места, но они мало чем отличаются от многих сценариев, по которым снимают фильмы. И мы их смотрим по телевизору. А вы, значит, толком не читали книгу?

Я покраснела.

– Повторяю, пробежала. Там ведь не надо очень сосредоточенно читать, там все лежит на поверхности.

– А мне показалось, что нет. Мне показалось, что жертва является палачом, а палач – жертвой.

– Это вы о чем? – спросила я.

– Да о жене. Такой «несчастной» в кавычках. Она виновата, если не во всем, то во многом. Муж – это ее отражение. Отражение ее поведения, ее умонастроения. Эта книга – перевертыш. Все не так, как кажется на первый взгляд. Кстати, для женской литературы ход не очень распространенный.

– Вы ее внимательно читали, – задумчиво кивнула я. – Впрочем, это понятно. Чтобы разговаривать с автором, надо быть в теме.

– Чтобы разговаривать с таким автором, не обязательно быть в теме.

– Это почему?

– У меня сложилось впечатление, что ей все равно. Ей не нужно внимание. Ей хочется, чтобы ее оставили в покое. Она имеет на это право.

– Конечно, конечно… – согласилась я.

Разговор зашел в тупик. О каком расследовании можно говорить, если речь идет о праве автора на молчание.

«Ну и что делать? Рассказывать все как есть? Или врать, что знаю об издательстве, но никогда с ним не сотрудничала?!» – Я пыталась выиграть время – не хотелось, чтобы разговор закончился.

– И все же, зачем вам это? – спросил Поспелов, с интересом глядя на меня.

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Знаете, женщинам иногда хочется черт знает чего! Они и объяснить толком не могут, зачем и почему они интересуются тем, на что еще вчера им было наплевать. Это необъяснимо, как необъяснимо желание съесть огромную плитку шоколада, забыв о диетах и размере талии. Думаю, что мужчины тоже подвержены этим слабостям – желать странного, невозможного, необъяснимого и порой глупого. Но мужчины сдержаннее – они помалкивают об этом.

Поспелов рассмеялся:

– Наверное, вы правы. Невозможно объяснить все.

Глава 15 Все виды счастья

Я не любила Новый год. И эта нелюбовь шла из прошлого, когда праздничные дни почти ничем не отличались от будней. И те и другие были пьяные и шумные. Новый год в нашем доме отмечали только мы с Лидой. Конечно, пока еще у родителей была работа, нам наряжали елку, дарили подарки, накрывали стол. Но это прекратилось очень быстро, и Новый год, как и другие праздничные дни, как и каникулы, мы с сестрой проводили в нашей комнате. Вместо елки – еловые ветки. Игрушки Лида вязала – они получались смешными и трогательными. Мы что-то готовили, часть оставляли на кухне родителям, часть расставляли на моем письменном столе, который накрывали скатертью. После боя курантов, когда начинался новогодний «Огонек» и концерт, в комнате становилось уютнее. И я даже помню умиление, с которым воспринимала знакомую обстановку. «Вот и еще один год прошел! – думала я. – И новый может оказаться очень счастливым и удачным!»