Свадебные ночи

Мы проходим сквозь время — таков наш удел.
И оно бесшумно распахивается. Перешагнули порог
детства, отрочества порог, возмужанья порог;
а иные смеют еще рассуждать
о безбрежной свободе, свободе в любви.
Только тот, кто несчастен,
и тот, кто не может любить,
разделяют любовь на свободную или же тесную.
Тот, кто любит, не грезит свободой,
коей мог обладать бы.
Для любящих, этих двоих,
вся свобода — внутри,
а вне их, этой пары,
тесный, замкнутый мир.

Верность

— Я не могла не прийти, — с порога заявила женщина. — Я не могла иначе, что поделаешь!

У нее были волосы цвета грецкого ореха, уложенные в аккуратную прическу, аккуратную и строгую. Вся она выглядела ухоженной и опрятной и была в том возрасте, когда женщинам удается задержать время, причем по ним никогда не заметишь, каких усилий им это стоит. Едва переступив порог, она остановилась и закрыла за собой двери — так и стояла возле двустворчатых дверей гостиничного номера, словно боясь, что он ее отсюда выставит.

— Нет, не может быть! — пошел он к ней навстречу.

Он только что принял ванну, сменил рубашку, надел голубой пиджак с плоскими золотыми пуговицами и собирался спуститься поужинать в гостиничном ресторане — несколько раньше, чем обычно. Вечером у него был спектакль, а в последнее время он уже не мог себе позволить есть когда попало.

— Нет, это просто невозможно! — схватил он ее протянутые руки. — Ну проходи же, садись! — Он подвел ее к креслу между окнами, а сам уселся против нее на стуле. — Значит, ты живешь в этом городе?

— Нет, но неподалеку отсюда. — Одним взглядом она охватила безликую пустоту и печаль гостиничного номера. — Но афиши с твоим именем расклеены повсюду, у нас тоже.

— Здесь довольно приличный театр, — сказал он, стараясь не нарушить атмосферу комнаты, не допускавшей ничего личного.

— На каждом углу афиша, оповещающая, что ты играешь Ромео.

— Недолго мне осталось его играть.

— Эта роль на всю жизнь.

— Возможно, — согласился он, — но только не на сцене.

— Ты прекрасно выглядишь!

Она ждала, что он ответит ей комплиментом, но он сказал:

— Я всегда так выгляжу, когда голоден. Я как раз хотел пойти поужинать. Сделай мне приятное, поужинай со мной.

Как мало он изменился за эти годы. Неуклонно шел к намеченной цели, и ничто, никогда не могло его остановить.

В ресторане он спросил, что она будет пить. Совсем забыл, что они когда-то пили вместе, а вот она помнит даже узоры на обоях в его квартире.

— Ты живешь все в той же квартире на набережной? — спросила она.

— А где же еще?! А что, твой муж по-прежнему ходит на рыбалку?

— Ходит.

Разговаривали они только для того, чтобы не молчать, все это ни к чему не вело, а ведь ей хотелось сказать ему что-то очень важное. И не могла на это решиться. Во всяком случае — не тут, в этом ресторане, где, нарушая атмосферу интимности, на них задерживались взгляды присутствующих.

— Ты хорошо живешь, — вдруг сказала она.

— Да знаешь… — сделал он неопределенный жест, — сама понимаешь.

— Тебе всегда было хорошо.

Он нервно поежился — не любил, когда ему кололи глаза его счастливой звездой. Визит этой светловолосой женщины стал казаться ему досадным недоразумением. К счастью, появился официант и подал ужин. За едой не надо ломать голову, о чем говорить. Зато она считала, что должна поддерживать беседу, чтобы все присутствующие видели, в каких отношениях она со знаменитостью, хотя сама знаменитость проявляла к этому полное пренебрежение.

— Когда мы жили в Праге, все было не так, — попыталась она приблизиться к волновавшей ее теме.

Он кивнул и проглотил кусок.

— Каждый год какой-то мир кончается и начинается другой, — сказал он. — И потом с трудом вспоминаешь эти ушедшие миры.

— Кто как.

— Кофе будешь?

— Да.

Выпили кофе. Было уже довольно поздно, его ждал театр, а ей все не удавалось начать разговор.

— Ты не обидишься — мне пора в театр, — извинился он, — но мы, конечно, еще увидимся. Я пробуду здесь три дня. Хочешь билеты на какой-нибудь спектакль? Только скажи…

Она отказалась.

К автобусу она поспела в самый раз, чтобы найти место. Села, стала смотреть в запыленное окно: по площади в свете летнего заката шли люди. А может, мне и вовсе не стоило к нему ездить? — засомневалась она в целесообразности своего посещения. Чего я, собственно, ждала? Надеялась, что каким-то чудом выберусь из закоулка, где топчусь уже несколько лет? А закоулок-то на самом деле просто тупик…