Свадебный альбом

«Спасибо, Энн», — подумала она и повернулась на звук. Обеденный стол исчез прямо у нее на глазах, и подарки повисли в воздухе. Затем стол снова появился, но постепенно: ножки, столешница, лакированная поверхность и, наконец, бронзовые украшения. Потом растворились подарки, но возник тостер, деталь за деталью. Затем кофемолка, компьютер, компонент за компонентом, и, наконец, коробки, обертки, ленты и банты. Все происходило так быстро, что Энн окончательно растерялась и не успела всего уловить, однако заметила, что плоский пакет от двоюродного дедушки Карла, который ей так хотелось развернуть, содержал серебряное блюдо викторианской эпохи, идеально подходившее к ее чайному сервизу.

— Бенджамен! — воскликнула она, но его тоже не было. Что-то проявилось на дальнем конце комнаты, на том месте, где они позировали для симулакра, но это был не Бенджамен, а трехмерный силуэт манекена. На ее глазах он стал расти, слой за слоем.

— Помогите, — прошептала она, когда в комнате начало твориться нечто невообразимое. Настоящий хаос: мебель появлялась и исчезала, со стен сыпалась краска, из дивана со звоном вылезали пружины, пальма в горшке роняла листья, стебель стал уменьшаться и врастать в землю, пол исчез, открыв бездействующую электронную начинку. Манекен уже успел покрыться плотью, приобрести лицо Бенджамена и запорхать по комнате в розовой дымке, останавливаясь то тут, то там, чтобы объявить:

— Я беру ее в жены!

Что-то происходило в самой Энн, какое-то щекочущее ощущение, словно внутри расползался целый муравейник.

«Нас стерли… Вот, оказывается, как это бывает», — подумала она. Все завертелось в клубящемся мареве, и она прекратила существование, если не считать последней мысли: «Какой счастливой я выгляжу… ».

Когда Энн снова пришла в себя, оказалось, что она скорчилась на пластиковом стуле и лениво изучает руки, сжимающие свадебный букет. Вокруг царила неописуемая суматоха, но она ни на что не обращала внимания, стараясь решить загадку своей ладони. Сама не зная почему, она разжала кулак и букет упал на пол. Только тогда она вспомнила свадьбу, голограмму, осознание того, что отныне она сим. И вот она снова здесь, но теперь все разительно изменилось.

Она выпрямилась и увидела, что рядом сидит Бенджамен.

— А, вот и ты, — промямлил он, ошарашенно глядя на нее.

— Где мы?

— Сам не пойму. Что-то вроде сбора Бенджаменов. Оглянись! Она так и сделала. Они были окружены Бенджаменами, сотнями

Бенджаменов, расположенных строго в хронологическом порядке: причем ранние сидели в первых рядах. Она и Бенджамен оказались в зале, похожем на университетскую аудиторию, с наклонным полом, лабораторными столами на сцене и мониторами на стенах. В тех рядах, что были позади Энн, Бенджамены сидели с незнакомыми женщинами, поглядывавшими на нее с тщательно скрываемым любопытством.

Кто-то дернул ее за рукав. Повернувшись, Энн увидела, что это Бенджамен.

— Ты тоже это чувствуешь, верно? — спросил он. Энн снова уставилась на свои руки. Какие-то грубоватые, словно облегающие плоть перчатки. Когда она положила их на подлокотники кресла, руки не прошли сквозь пластик.

Неожиданно сидевшие впереди Бенджамены нестройным хором воскликнули:

— Понял! Я понял! Все мы симы!

Все это ужасно напоминало комнату, увешанную часами с куковавшими вразнобой кукушками. Сидевшие за Энн хохотали и одобрительно вопили. Она обернулась. Ряд от ряда Бенджамены все более старели, так что на самом верху, прислонившись к стене, словно суд присяжных, восседали девять древних Бенджаменов. В отличие от них, женщины шли группами и резко менялись через каждый ряд или два. Ближе всех к Энн сидела привлекательная брюнетка с зелеными глазами и пухлыми надутыми губками. Она, вернее, все два ряда брюнеток хмуро уставились на Энн.

Несокрушимое счастье, все это время не покидавшее ее, вдруг исчезло. Вместо этого она испытывала странное разочарование, тоску и отчего-то угрызения совести — словом, пребывала в своем обычном состоянии.

— Похоже, симы всегда так говорят! — к восторгу задних рядов воскликнул хор сидевших впереди Бенджаменов. — Никогда не ожидал, что окажусь симом.

Это стало знаком для одного из почтенных Бенджаменов: он проковылял к трибуне. Старик был облачен в вызывающе аляповатый наряд: широкие красные шаровары, просторную блузу в желтую и зеленую полоску, на шее — ожерелье из искусственных жемчужин, каждая величиной с яйцо.

— Добрый день, леди и джентльмены, — объявил он, прокашлявшись. — Думаю, все тут меня знают… И если вам немного не по себе, это потому, что я воспользовался вашей реактивацией, чтобы усовершенствовать сим-структуру. К несчастью… — взмахом руки он указал на передние ряды, — некоторые из вас слишком примитивны, чтобы воспринять серьезные изменения. Но мы все равно вас любим.

Он зааплодировал ближайшим Бенджаменам, и сидевшие в глубине зала присоединились к нему. Энн тоже зааплодировала. Ее новые ладони, соприкасаясь, издавали глухие шлепки.