Свадебный кастинг

– Что же вы наделали? Неужели вам тряпки с сервизами так глаза застили, что вы родного сына на заклание отдали? Сколько человек вы несчастными сделали только для того, чтобы Виктора выгодно, с вашей точки зрения, женить! Тамару! Анну! Ее бабушку, которая могла бы еще жить да жить, причем полноценной жизнью! А, главное, Виктора! Если вам за счастье было крохам с барского стола радоваться, то почему вы думали, что Виктор такой же, как и вы? Что он ради жирного куска тоже будет на все глаза закрывать? – Она тихо заплакала, и я безжалостно добавила: – Вот они, горькие слезы чужого несчастья! Сколько человек по вашей вине страдали, а вот теперь вам эту кашу расхлебывать придется! Причем до конца жизни!

– Никогда тебе этого не прощу! – с ненавистью сказал Чернов и бросил: – Приберись, а я пока к Носовым схожу! Скажу им пару ласковых!

– Можно мне с вами? – попросила я.

– На Маринку посмотреть хочешь? – усмехнулся он. – Да там смотреть-то не на что! Ну что ж, пошли!

Мы спустились во двор и, перейдя его, вошли в подъезд соседнего дома и поднялись на третий этаж. Чернов позвонил в дверь, нам открыла увешанная золотом немолодая женщина с изможденным лицом и больными глазами.

– Проходите, Александр, – пригласила она и посмотрела на меня ничего не выражающим, равнодушным взглядом.

– Я к вашей дочери, – объяснила я.

– Проходите, – снова сказала она без всякого интереса.

Мы с Черновым вошли, и я увидела в кресле в углу тонкую фигуру в черном, которая сидела, уронив руки на колени и опустив голову.

– Марина! – позвала я.

Она медленно подняла голову, и я, увидев ее серое лицо и потухший взгляд, на какой-то момент даже пожалела ее, но тут же вспомнила повесившуюся Агееву и невинно осужденную Феоктистову, и это чувство испарилось без следа.

– Я приехала из Тарасова и привезла вам привет от Анны Соколовой, – громко сказала я, и тут она уставилась на меня во все глаза. – Вам не удалось испортить ей жизнь ни в первый раз, когда вы по ошибке другой женщине плеснули в лицо уксусной эссенцией, ни во второй, когда ради вас Скворцова ее бабушку довела до того, что она слегла! У Анны все замечательно! Свекор – генерал, муж – капитан первого ранга, и у них трое детей, здоровых и полноценных. Она счастлива! Очень счастлива! А вот с чем остались вы с вашей маниакальной любовью? Где ваш муж, которого почти силком на вас женили? Где ваш сын, которого вам категорически нельзя было рожать?

– Пошла вон! – Она взвилась из кресла.

– Я-то уйду, а вот как ты теперь жить будешь? – усмехнулась я и повернулась, чтобы уйти, но Чернов остановил меня:

– Погоди, дочка! – и обратился к Носовым: – Я ведь чего пришел? Я насчет развода Витькиного! Хватит! Покуражились над ним – и будя! Ему свою жизнь строить надо, семью заводить, детей рожать, род наш продолжать! У него там с Тамарой все вроде бы снова начинается, так что ему свобода нужна!

– Я не дам ему развод! Он мой! Только мой! – яростно кричала Марина, и мать бросилась к ней и обняла.

– А куда ты денешься? – удивилась я. – Общих детей у вас теперь нет, так что любой суд мигом разведет, чтобы в ЗАГСе время не терять. А будешь упрямиться, так попадешь в психушку, потому что у меня есть способ заставить Нину написать заявление в милицию о том, как ты человека изуродовала и этим до самоубийства довела! Так что выбирай: или развод, или дурдом, причем если не навсегда, то очень надолго!

– Нет! Никогда! – орала она. – Я не дам Вите развод!

– Раз дочь сказала, что этого не будет, значит, не будет! – решительно заявил невысокий и жутко пузатый мужчина, вероятно, отец Марины.

– Тогда будут психиатрическая экспертиза и суд! – добавила я. – Я юрист и все эти тонкости не понаслышке знаю. А поскольку в этом деле замешаны люди очень влиятельные, то я настоятельно не рекомендую вам брыкаться. Поверьте, я говорю все это совершенно серьезно! Пусть ваша дочь подает заявление в суд, а Виктор вышлет заверенное нотариусом письмо, что не возражает против развода, и заканчивайте эту гнусную историю, потому что на чужом несчастье свое счастье не построишь!

Мы с Черновым вышли, спустились во двор, и он проводил меня до машины.

– Спасибо тебе, дочка, и счастливого пути! – сказал он мне на прощание. – А я пойду с женой разбираться. Ох, дура! Каких же дел она наворопятила! Счастье великое, что я благодаря тебе правду узнал, а то так бы и считал сына подлецом и выродком!

– Ничего! У вас теперь все хорошо будет! – приободрила его я. – Счастья вам!

– И тебе того же! – кивнул он.

Всю обратную дорогу до Тарасова я думала об этой истории и, в частности, о Носовых и их исступленной любви к дочери, ради которой они готовы на любую подлость. А ведь если бы они вовремя обратились к врачам, то ее болезнь не была бы так запущена, и она могла бы нормально жить. Ну, лежала бы периодически в клинике, но в остальное время была бы человек человеком. Что их тогда удержало? Опасение, что в случае огласки могла пострадать карьера ее отца? То, что она стала бы предметом насмешек окружающих? Кто теперь разберет? Дело-то уже сделано – и назад ничего не вернешь!