Серебров медленно поехал домой. Бусил еле заметный, крапом оседавший на ветровом стекле дождик. По затравеневшей боковой улице, вихляя, гонял красный, пожарного цвета «Москвич». Когда машина поравнялась с «газиком», Серебров узнал за рулем Валерия Карповича. Помазок переживал пик своего счастья, объезжая вымечтанную легковушку. «Теперь уж не будет говорить, что у него нет бабушки-миллионерши», — злопамятно подумал Серебров и, угодив колесом в выбоину, чиркнул грязью на помазкову обнову. Выскочив из «Москвича», Валерий Карпович обиженно вытер ветошкой брызги. Серебров повернул «газик» к лесу. Хотелось побыть одному, но как-то неприкаянно почувствовал он теперь себя в сквозном неприютном березнике. Уже в полутьме подъехал он к дому, долго мыл в луже сапоги. Он не знал, как скажет Вере о том, что не устоял и согласился работать в «Труде».
— Ну, чего ты там? — спросила она из сеней.
— Ну, ты се та, — повторила попугайчиком Танюшка.
— Да вот так, — печально ероша Валетову шерсть, откликнулся Серебров и переступил порог. — Будешь председательшей, Вера Николаевна.
— Согласился? — всплеснула она руками.
— Согласился. Не знаю, то ли сразу запивать, то ли подождать? — и, налив стакан водки, опорожнил его под встревоженным взглядом Веры.
— И вправду ведь, как порядочный председатель, выпил, — испуганно удивилась она, потом, справившись с испугом, обняла его, заглянула в глаза. — Ну, не огорчайся так. У тебя все получится. Я знаю, ты у меня очень умный, энергичный, сильный.
Но Серебров не был в этом уверен. Он удивлялся теперь своей летней прыти. Откуда она у него взялась? Эта прыть и обманула Шитова. На самом деле он не такой. Он — рохля, он не знает, как ему быть.
— Двенадцать тысяч гектаров угодий, шесть тысяч пашни, двадцать две деревни, восемьдесят два трудоспособных, — обреченно перечислил он и налил еще водки. — Господи, спаси и помилуй. Ну, Дай, Верочка, что-нибудь пожрать, что ли.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСКИЕ ДНИ И НОЧИ
Сереброву казались какими-то нереальными первые дни председательства, словно происходило это не с ним: выборное собрание, состоявшееся в том самом клубе, где когда-то спали они с Генкой Рякиным на холодной от сквозняков сцене, будто не касалось его и говорили там будто не о нем. Невольно ловил он себя на мысли: вот вернется домой, и все эти незаправдашние разговоры отлетят, как сон.
В клуб они пришли с Виталием Михайловичем Шитовым и секретарем парторганизации Семеном Евстигнеевичем Сметаниным, который был здесь и председателем сельсовета. Этого улыбчивого розовощекого молодого человека все звали в Ильинском попросту Сеней, и Сенино слово было, наверное, не очень авторитетным, потому что в клубе, кроме мальчишек, гонявших размочаленными киями бильярдные шары, никого не оказалось.
— У нас так. Пока по дому все не изладят, не придут, — объяснял виновато и беспомощно Сеня и теребил себя за ухо. Серебров курил сигарету за сигаретой и криво усмехался.
Заглянули в контору, где возился с бумагами повеселевший Ефим Фомич. Получалось так, что, бесславно отбыв свой председательский срок, шел он на повышение — завкоммунхозом. Наверное, и не ожидал такого счастья.
— Пенсия у нас весь народ повывела. Многие бы еще работали, кабы пенсии были поменьше, — старался объяснить Командиров все колхозные беды одной причиной, но сложности эти, видимо, уже не задевали его: был он доволен и даже вот пытался шутить.
— Пенсия-то ведь не горе, а благо, — поправил его Шитов.
В конторе, в пору междувластия, тоже делать было нечего.
— Выходит, опять идет Пантя в начальники? — проговорил, кривясь, Серебров, когда вышли на улицу.
— А что, по-твоему, выбросить его и все? — спросил Шитов.
— Он же все тут завалил, — несогласливо проговорил Серебров. — На пушечный выстрел допускать нельзя к руководящей работе.
— Ты ведь знаешь, что днем с огнем ищем председателей и директоров. Поработал он немало, вышиби его с треском, знаешь какая реакция будет. Вот такое, мол, будущее и нас ждет. Да и по-человечески…
Он не договорил, и Серебров не стал продолжать этот разговор. Может, и прав Шитов. Бог с ним, с Пантей. Ему-то самому как жить?
Когда они вновь пришли в клуб, Сеня Сметанин уговаривал мужиков заканчивать курение и идти в зал, народу было по-прежнему мало: не интересовала ильиндев даже новая колхозная власть.
Когда настал черед выступать с тронной речью Сереброву, он знал, что говорить ему не о чем, а обещать не к чему.
— Хочу, чтоб никому лет через пять не захотелось уезжать из Ильинского, чтоб Валерий Карпович, к примеру, изъявил желание работать в новом Доме культуры, девчата наперебой шли на молочный комплекс и чтоб ильинцы не стыдились называть себя ильинцами. И теперь не стесняйтесь: везде говорите, что вы ильинские, из колхоза «Труд», — проговорил он.
Это вызвало ухмылки и невеселый смешок. Помазок скривил большегубый рот: не верил, что будет здесь такой Дом культуры, в который он попросится из школы, да и другие вряд ли верили.