— Восхищаюсь твоим гроссмейстерским даром, но мне, пап, очень важна другая игра. Нам бы кирпич не в третьем, а в первом квартале получить, — взмолился он, поняв, что Краминов вряд ли откажет отцу. — Ты понимаешь, вчера забили письмо в облплан, а на первый и второй квартал лимитов нет, нас отфутболили. Позвони ему, поговори, а? Ну что тебе стоит? Он не откажет.
Станислав Владиславович, откинувшись на спинку кресла, возмущенно сверкнул очками.
— Фу, каким языком говоришь ты, Гарольд?! Какая-то смесь спорта и деляческого арго. У Маркелова-то ведь, наверное, язык русский, а у тебя черт знает что. Протекцию, значит, тебе составить?
Отец называл его полным именем «Гарольд», это означало, что он недоволен сыном.
— Ты знаешь, Гарольд, я вовсе не намерен переводить дружеские отношения в деляческие, — вставая, повторил Станислав Владиславович. — Я — тебе, ты — мне. Мне это противно, — и ссыпал с доски шахматные фигуры.
— Пап, ну, мы теплые гаражи строим, — хитрил Гарька, хотя кирпич нужен был не на гараж, а на коровники. — Ты понимаешь, на холоде люди ремонтируют машины. Люди, ты понимаешь?
— Не буду, — стоял на своем Серебров-старший. — Есть обычный законный путь. По-моему, всякие нехватки у нас возникают исключительно из-за того, что рвачи и хваты растаскивают то, что предназначено для плановых строек. Это расшатывает плановую организацию. Есть законный путь! — гремел он, широко шагая по комнате.
Отца трудно было сбить с этой мысли. Гарька страдал, морщился, умоляюще поламывал пальцы. Конечно, отец был прав, но как устарело он представлял нынешние отношения. Разве бы сумел столько построить Маркелов, если б ждал лимитов да включения в титулы?!
___ Ну, не дают, па, ты понимаешь, не дают, —
стонал он. — Это же хозспособ. Люди на морозе работают. Ты что — инициативного способа не признаешь? Ты, па, теоретик. Чистый теоретик.
Гарька наседал на отца, доказывая, что тут особый случай, что отец, как врач, должен подумать о здоровье людей, работающих на холоде. Станислав Владиславович супил брови, протирал очки и сдаваться не хотел.
— Мне этот протекционизм опостылел, — гремел он. — Даже укол в задницу и то стали делать только по протекции.
Нинель Владимировна, мывшая на кухне посуду, несмотря на звон тарелок и шум воды, все-таки уловила своим озабоченным слухом, что Гарика обижают и ему надо помочь. Забыв о том, что еще десять минут назад недружелюбно отзывалась о Ложкарях и Маркелове, она стала перед мужем с полотенцем через плечо и решительно, строго, как могла говорить, когда дело касалось защиты сына, продиктовала:
— Стась, ты должен помочь. Ты должен ему помочь. Поступись своей старомодной чопорностью. Семен Семенович для тебя сделает.
Серебров-старший, большой, неприступный, мрачно отражал натиск. От сердитых его шагов позванивала в серванте посуда.
— Всегда, всегда так, — вдруг жалко сморщившись, всхлипнула Нинель Владимировна и ушла на кухню.
Гарька обиженно пожевал губами. Хотелось встать, хлопнуть дверью и уйти в свою комнату, но он сидел.
Станислав Владиславович не мог переносить женских слез, особенно слез Нинель Владимировны. В свое время именно слезами юная его жена добилась того, что первенец был назван не простым привычным именем, а придуманным ею — Гарольд. Тогда Нинель Владимировна считала, что будет ее сын пианистом, скрипачом, артистом, в общем, не обычным смертным. Станислав Владиславович хотел дать сыну польское имя, как заведено было в их семье, несмотря на то, что в фамилии они к тому времени утратили окончание предков «ский», и вот спасовал: пусть будет Гарольд.
И теперь Станислав Владиславович мрачно встал, не глядя на сына и жену, подошел к телефону.
Директора кирпичного завода дали быстро. Отец, винясь, с принужденностью в голосе сказал Крами-нову, что вынужден обратиться, но это ничего не значит и если возможности нет, не следует выполнять эту просьбу, а если не затруднит, тогда…
— О чем разговор, — донесся бодрый хрипловатый голос Краминова.
Наутро Серебров, захватив у Маркелова документы, уже ехал в нахолодавшем за ночь вагоне первой электрички в поселок Галкино. Ему хотелось раздобыть для колхоза кирпич, хотелось, чтобы Маркелов поверил в его деловитость и пробойность.
Он сразу нашел белое здание завода, напоминающее арками и переходами индийский древний дворец. Думалось, что приехал раньше всех и попадет к Крами-нову первым, но когда вошел в охраняемую беззаботной стриженной под мальчика девицей приемную директора, там уже стоял ровный шмелиный гул: толкачи и просители ждали приема. Они прикатили сюда еще до поезда.