Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Они решили его судьбу. Благодетели! И вот Макаев знал, куда он годится, и они уверены, что в деревне ничего он не видит.

— Мне пока нравится там, — упрямо сказал Серебров, ловя сожалеющие усмешки. «Сауна, преферанс, знакомства. Тьфу!» — мысленно передразнил он их и полез напролом.

Серебров начал расписывать помазкинскую баню, где играет гармонь, где озорной дядя Митя орет частушки, где квасом поддают на каменку из ковша, потом ударился в рассказы о чудачествах и розыгрышах Маркелова. Серебров старался изо всех сил доказать, что он живет весело, даже лихо, и не его, а их надо жалеть. А какая охота, какая рыбалка на Радунице!

— Наверное, интересно съездить в твои Ложкари, — с сомнением сказала Надежда, глядя на мужа. — Съездим, Макаев?

— Моряки говорят: на море хорошо смотреть с берега, а корабли видеть на картинке, — не веря, ответил Виктор Павлович и приподнял рюмку. — Ну, будем.

— Нет, серьезно, приезжайте, — загорелся Серебров. Ему под коньяк рисовалась такая фантастика: пусть бы они приехали. Можно сварить прямо в лесу пельмени, а то и уху, сходить ща охоту, добыть зайца.

— А где ты там живешь? — спросила настороженно Надежда.

— В деревянном доме, окна на юг. Медвежья шкура во всю стену, — расхваливал Серебров свое жилище. — Лес под боком. Стены дышат, и я высыпаюсь за четыре часа.

— Шкура медвежья — это вещь. Это редкость, — вдруг заинтересовался Макаев. — Представляешь, Надежда, вот такого зверя на тахту? Даже Стерлеговабы передернуло от зависти с его оленьей шкурой, а?

— Я вам подарю медвежью, у меня есть, — великодушничал Серебров. — Приезжайте.

— Гарик, ты сам убил медведя? — со страхом и восторгом во взгляде воскликнула Надежда. — И не испугался?!

— Я убил, — подтвердил Серебров и для правдоподобности по-огородовски добавил: — Матерый стервец попался, на двенадцать пудов.

— Шкура — это вещь! — повторил Макаев и снова наполнил хрусталь коньяком. — Давайте выпьем за приятные мелочи, которые приносят радость, за уют. Вот за шкуру. Ты ее пришли.

— Ни в коем случае. Посылать не буду. Только в ваши руки в Ложкарях, — заупрямился Серебров. Он не намерен был уступать.

— Перешли, зачем ехать, — скривился Макаев.

— Ну, зачем, Макаев! Не надо присылать, — взмолилась Надежда. — Это же редкая вещь, а мы, как баскаки, с тобой. Вернее, ты, как баскак, сборщик дани.

— Не грешно, — рассмеялся Макаев, чокаясь с Серебровым. — Я им столько дал в порядке шефства, что не грешно. Я бы ведь мог не дать. Вот мне Коко-ин шубу пообещал, а потом пошел на попятную, и я ему вместо чугуна — хрен на постном масле, не обязан. Он план завалил, выговор схватил, теперь будет умнее.

— Ты путаешь что-то, — вдруг рассердилась Надежда. — Ты ведь не свое дал. — Ей, видимо, было неудобно перед Серебровым за мужа.

— Не грешно, видит бог, не грешно, — повторил Макаев. — А Коковин носит выговорок.

Надежда вскинула сердитый взгляд на мужа.

— Ты пьян.

— Нет, я не пьян, я просто считаю… — начал Макаев.

— Замолчи, Макаев. Опять ты… Гарик, слышишь, никакой шкуры! — возвысила голос Надежда.

— Нет, я должен, я подарю, — упрямо повторил Серебров. — Но подарю тебе на память, Наденька. Тебе, понимаешь?

Серебров подумал, что, конечно, не Макаеву, а Именно Надежде подарит шкуру. Ведь он по-прежнему любит Надежду так, как никто никогда не будет ее любить.

Оба они, и Макаев, и Серебров, наверное, порядком поднабрались, коль он раздобрился и решил подарить шкуру, которая была его тщеславием, а Макаев вдруг решил, что шкура станет платой за его шефские старания.

— Гаричек, никакой шкуры, — провожая его, повторила Надежда в коридоре.

— Ой, медведюшка, ты, батюшка, ты не тронь мою коровушку, — дурачился Макаев. — Надо, надо нам шкуру. Ты, Серебров, Надежду не слушай, слушай меня. Я всегда бываю прав.

РАЙСКИЙ УГОЛОК

Видно, сверхазартно расписал Серебров красоты Ложкарей, а может, прельстила Макаева обещанная медвежья шкура, но так или иначе Виктор Павлович позвонил Маркелову и намекнул, что не прочь приехать, подышать чистым воздухом. Что следовало понимать под «чистым воздухом», и обсуждал теперь Маркелов, позвав в кабинет главного инженера Сереброва.

— Четвертинкой тут не обойдешься, — резонно сказал Маркелов, ковыляя по ковровой дорожке. — Все бастенько надо сделать.

Серебров был готов внести свой вклад. Если потребуется, он может предоставить свою полупустую квартиру. Маркелов тяжело потоптался, вздохнул: квартира не то.

— Придется открыть «райский уголок», проткнуть туда дорогу, — решил наконец он и, напустив белого морозного пара, через форточку позвал Капитона, точившего лясы на конторском крыльце.

«Райским уголком» называл Маркелов пасеку на берегу лесного озерка, где стояла кряжистая старая изба и омшаник. Здесь устраивались хлебосольные гостевания с людьми нужными и полезными и просто приятными. Постоянным гостем был тут Огородов, а в более отдаленные времена разжигал веселье своей необыкновенной игрой на гармони покойничек Евграф Иванович. Встречи бывали в «райском уголке» обычно осенью или летом, а теперь все стежки замел февраль — кривые дороги.