Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Встретив взгляд Макаева, Серебров заметил увертливую искру. Видно, все-таки смущала Макаева эта просьба, очень уж роскошным был домик на чертеже.

— Я думаю, мы будем помогать друг другу, — кашлянув, напомнил Виктор Павлович.

Надежда, как только муж вытащил чертежик, заерзала на стуле.

— Ты опять за свое, Макаев? Когда это кончится! Не надо тебе никакого дома… — раздраженно сказала она.

— Как не надо? Деревянный дом. Знаешь, как приятно отдохнуть, опроститься, босиком по теплым половицам походить? — умиленно проговорил Макаев. — Ты, Наденька, тут ничего не смыслишь. Идите, погуляйте с Гарольдом Станиславовичем, а мы потолкуем. Гарольд Станиславович, видно, тоже замешен на святой воде, так что погуляйте.

Их выгоняли.

— Пойдем, — решительно сказала Надежда Сереброву, и они спустились вниз. Мороз ослабел, от половиц на крыльце шел пар. Капель бойко клевала наст, но Надежду теперь не умиляла эта благодать. — Что за привычка у человека, — с прежней досадой проговорила она. — Не успеет приехать, уже начинает клянчить. То ему какой-то особый гараж надо, то сверхъестественный замок к гаражу, то шубу, как у Стерлегова, то шапку, то ковер, а теперь вот дом.

Они стояли на слепящем солнце, и Надежда, — расстроенная, обиженная, продолжала корить своего Макаева.

— Ты знаешь, Гарик, — поправляя шарф на шее у него, проговорила она, — не смейся, но я перестала понимать его. Вроде жил в нужде. Понятно, надо иметь все необходимое. А он хапает, будто два века собрался жить. Зачем? И разговоры только об этом. Не о книгах, не о жизни, не о работе. И друзей он подбирает, как колоду карт, кто покозырнее. А задержался в простых да невлиятельных, из колоды долой. Противно мне.

Серебров слушал и не мог понять, что случилось с Надеждой. Он помнил, как она рьяно защищала Виктора Павловича, а теперь сама ругает без сожаления.

— Да нет, наверное, ты зря так? — проговорил, щурясь, Серебров.

— Ты не знаешь, а мне надоело его торгашество. Ты — мне, я — тебе. Выпьют после сауны, размягчатся, снимут пиджаки: «Я могу тебе отпустить по высокому классу, есть вещь», а другой: «Я могу организовать шапочки — закачаешься!» Пусто, ты понимаешь, пусто как-то бывает на душе.

Сереброва озадачил этот неожиданный шквал каких-то глубинных, болящих слов. Неужели она давно думает так о Макаеве?

— Наденька, ты ли это? — спросил он, заглядывая ей в глаза.

— Может, и не я, — с усталостью в голосе ответила она. — Раньше мне его всесилье нравилось, а теперь — нет.

— А ты знаешь, что от критики мужа до нелюбви один шаг? Помнишь, как Анне Карениной не нравились большие волосатые уши Алексея Александровича.

— У Макаева уши другие, — скривила она губы. — Ну ладно, хватит об этом. Пойдем, показывай, куда ты меня заманивал жить?

Серебров благодарно и нежно стиснул ее руку. Да, вот так, в такой день могло осуществиться то, о чем так долго он мечтал.

— У меня ведь там вовсе нечего смотреть. Одна медвежья шкура, да и та принадлежит тебе, — застеснялся он.

Они проехали по тракторному рубчатому следу на «газике» к дому. Со смущением Серебров ввел ее в квартиру. Голые брусковые стены, стол да тахта, полка с книгами, магнитофон. Висели еще на стене лосиные рога да портрет Надежды. В углу лежала увязанная медвежья шкура.

— Вот и все, — проговорил он, включая запись оркестра Поля Мориа.

— Хорошо, очень хорошо, — сказала она, оглядывая стены. — Вроде дама эта мне знакома. Ты украл у меня фотографию?

— Нет, ее продают в обойме кинозвезд, — улыбнулся Серебров. — Красивейшая женщина!

Наверное, ее тронуло беззащитное несовершенство его холостяцкого быта.

— Хорошо у тебя, ей богу, хорошо, — сказала она.

Подошла к окну: покатое белое поле упиралось в

синее море леса, и в том море где-то далеко-далеко белели две церковные башенки дальнего села. Будто плыл белый кораблик под грустную музыку.

— Хорошо, — еще раз повторила она. Растроганный ее понятливостью и мягкостью, он обнял ее. Послушно приникая к нему, Надежда проговорила: — Извини, я бываю психопаткой. Мне до сих пор стыдно, как я обманывала и изводила тебя, а ты все переносил и терпел, Гарик.

— Ну что ты, Наденька! Но ты, конечно, зря не вышла за меня замуж. Ты можешь исправить эту ошибку.

Она погладила его по щекам, волосам, вздохнула.

— Ты, наверное, Гарик, прав. Мне иногда кажется, что Виктор раскаивается, зачем женился на мне, ему бы лучше дочь директора завода, председателя облисполкома или еще кого-нибудь с крепкой волосатой лапой, кто бы пересадил его с «чугунки» на современный гигант или в крупные областные начальники. Он бы создал для себя мощную непробиваемую твердыню.

— Ну ты, наверное, зря так низводишь его, — стараясь быть объективным, проговорил Серебров. Ему показалось, что Надежда сегодня слишком придирчива к Макаеву. Впрочем, зачем о нем. Он отпустил ее, присел на тахту, взялся руками за голову. — Какие мы странные. Говорим. У тебя, наверное, временное недовольство Макаевым, тебе надо переехать ко мне или завести ребенка, — добавил он умудренно. — Тогда ты заполнишь вакуум в своей жизни, у тебя будет столько забот!