Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

— Пусть Мазин выздоравливает. На дом материалы ему носить не надо, мы не можем нарушить законодательство о труде. Если человек болен, его нельзя заставлять работать, а заявки должен делать Алексей Егорович. — И все, даже самые тугие на восприятие, поняли, что дело вовсе не в законодательстве, редактор хочет подбодрить Рыжова. Алексей, садясь, уловил в его черных горячих глазах подмывающий заговорщический огонек.

Алексей опять почувствовал ширококрылую свободу, он опять делал в первую очередь то, что ему казалось интересным и нужным. Величественному басовитому профессору из сельхозинститута он вернул статью, сказав, что она не пойдет, пока тот не переведет ее с зоотехнического языка на русский. Теперь она не понятна не только дояркам, которым адресована, но и зоотехникам. Профессор, не теряя выработанной десятилетиями предупредительности, запер статью в портфель с двойным замком и вежливо спросил, не скажет ли Алексей Егорович, когда, наконец, выздоровеет Мазин. Это было не любопытство, а хорошо рассчитанный удар по Рыжову. Конечно, профессор и не подумает переделывать статью. Он дождется, когда появится Роман Петрович.

Алексей сделал вид, что удар прошел мимо.

— Роман Петрович, вероятно, еще поедет в санаторий, — сказал он, чтобы профессор не торжествовал победу.

Когда Рыжов «зарезал» статью некоего Лучникова, в которой говорилось о новой мебели, Градов покачал седой головой. Через диоптрийные очки по-лошадиному крупные глаза излучали веселое изумление.

— Ох, Леша, Леша, разве ты не знаешь, что Роман Петрович зря ничего не делает. Лучников — начальник мебельного объединения, а Роман Петрович новую квартиру обставляет… Смекаешь?

— Нет, — пожал плечами Рыжов. — Мебелью у нас занимается промотдел.

— А Витухова ты знаешь?

— Нет.

— Это же человек, который ведает путевками в профсоюзах. Он каждый год в благодарность за публикацию своих писулек дает Мазину путевку в санаторий. А ты его информашки зарезал.

— Мне путевки не нужны, — парировал Рыжов. — Всю эту болтовню на вилах потрясти, так ничего не останется. В зубы нечего взять.

— Хвалю за храбрость, но трудно тебе будет, — предупредил Юрий Федорович. — Между прочим, Витухов мне уже пожаловался на тебя.

Юрий Федорович все еще улыбался, а Рыжова уже возмущала улыбка Градова.

— Юрий Федорович, почему какой-то В. Витухов кропает разную лажу, а вы, ответственный секретарь, все это пропускаете в газету и даже гонорар платите? — взбеленился Рыжов.

Градов пожал плечами.

— Черт знает отчего, боимся портить отношения, привыкли, — растерянно вырвалось у него.

— Привыкли, — окрысился Рыжов. — Вот один умный человек говорил, что все пакости в мире происходят из-за равнодушия и равнодушных. Привычка — это тоже равнодушие.

— Ну, я тебя начинаю бояться, — хотел свести все на шутку Градов. — Неистовый ты какой-то.

— Но ведь нельзя, нельзя так! Зачем жить, если подлаживаться? — спросил Рыжов.

Градов не ответил. Слишком глубоко забирал Рыжов.

Обиженного В. Витухова, снабжающего путевками Мазина, видимо, не успокоило объяснение Градова. Это Алексей понял, услышав в телефонной трубке рассерженный голос Мазина.

— Разве можно так относиться к активному автору? Сразу три заметки в архив, — простонал он.

— Активный халтурщик, а не активный автор. Что его жалеть! — с наивной прямотой ответил Рыжов.

— Вы мне разгоните всех.

— Свято место пусто не бывает, — откликнулся Рыжов. Наверное, это была уже не просто дерзость, это было хулиганство, но Рыжов не мог ничего поделать с собой: ему хотелось доказать, что сельхозотдел может и должен быть интересным отделом, иначе зачем он в нем сидит. Зачем он тогда работает в газете?

— Ну как еще можно с тобой разговаривать? — тихо выходя из себя, выдохнул в отчаянии Мазин. — В тебе, я вижу, бродит закваска, заведенная Лютовым.

— Может быть, — откликнулся Рыжов. Это польстило ему. Что касалось работы, Лютов был для него авторитетом, он продолжал считать Олега Васильевича своим учителем, и еще он был убежден, что не один Лютов пример для него. Он должен быть таким же, как Линочка. Обязательно таким!

Во время болезни Мазина Алексей переживал бодрые, наполненные приятной, нужной работой дни, чувствовал себя вершителем полезных дел. Из Крутенки позвонил Серебров, похвалил его за статью о хождении по мукам.

— Ты вот что, Слонушко, напиши-ка еще об удобрениях. Гибнут ведь они на станциях и пристанях, в реку, а не на поля попадают. То транспорта нет, то подъездов.

Рыжов, все такой же энергичный и решительный, отправился по местам разгрузки минеральных удобрений. Ой, чего он увидел, как много порассказали ему кладовщики, грузчики, шоферы!

Статью «Камень плодородия и камень преткновения» он закончил в тот день, когда натосковавшийся в безделье появился в редакции Роман Петрович. Он медленно поднимался вверх по лестнице и улыбался, показывая короткие, скрытые деснами, резцы, принимал поздравления. Радовался он всем, кроме Рыжова. С костылями, завернутыми в бумагу, перехваченную бечевкой (он любил, чтоб все выглядело прилично), Роман Петрович стал в дверях кабинета.