Свадебный марш Мендельсона

Хотела выговориться в очередном письме. Заболела, появились иные заботы. Когда-то я готова была его возненавидеть. Мне чудилось — он следит за мной. Нет, все проще. Надо быть попросту чутким человеком, чтобы понять, когда людям бывает тяжело, и в этот момент оказываться рядом.

И все-таки он перестарался. Именно сегодня ему не стоило приходить.

Артем смахнул снег с воротника. Не ожидал встретить здесь такое многолюдье, растерян.

— Я некстати?

Отвернулась к зеркалу, поправила волосы. Подумала. Надо все поставить на свои места.

— Ты нас не забываешь. Как поживает Кирилл?

— Не знаю, мы поссорились.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Как тебе сказать…

— Потом расскажешь, раздевайся, проходи.

— Я кого-нибудь знаю? Похоже на призыв о помощи.

— Вряд ли. В основном однокашники Кирилла.

Он мнет бороду, виновато смотрит на меня:

— Глупость, конечно. А что делать? Самого себя за руку не схватишь. Как сказал бы гражданин Репин, «не ждали». — Понимающе кивнул своему отражению в зеркале. Подошел к вешалке, взял пальто.

«Он ждет, он надеется. Еще минута, еще… Усмешка. Нет, Тема. Тебе сейчас не до смеха. Меня не проведешь. И потом твои глаза, они не умеют молчать. Я сейчас уйду, говорят глаза. Но ты не допустишь этого. Ты остановишь меня».

А я не смотрю на него. Я закрываю глаза, делаю шаг назад, прижимаюсь к стене. Он понимающе кивает. И шепот, он режет тишину:

— Ты права, третьего не дано.

Уходи, Тема. Уходи. Ты же видишь, я трясу головой, я заранее готова согласиться. Когда-нибудь потом, Тема. Но не сейчас. Что же ты стоишь, иди!

— С Новым годом, Виктория Андреевна, с новым счастьем. Поцелуйте за меня Анюту.

Я упала на дверь, прижалась к ней и так стояла, не шелохнувшись, пока не стих гулкий стук его шагов. Иду на кухню, беру пузатый графин с брусничной водой, гости заждались. Пора к гостям. Я не смотрела на часы. Уже отновогодничали. И праздничный «Огонек» завладел всеобщим вниманием.

Звонок настиг меня в дверях. Не поверила. Первое желание спрятаться от этого звонка. Набрала в легкие воздуха и так стояла, задержав дыхание, приходила в себя. Сработало сознание, включился мозг. Мне не стало спокойнее, я поняла, что размышляю.

«Этого следовало ожидать. Он вернулся. Как я представлю его гостям? Знакомьтесь, Артем Мерзлый? Пусть сами гадают, кто, что? «Это какой же Мерзлый?» Улыбка у Мишки игривая, пустая. Нет, я не имею права оставлять его с ними один на один. Артем Мерзлый. Пауза тут ни к чему. Сразу же добавить — из лаборатории Кирилла. Можно и подурачиться: невозможно перспективный, непостижимо талантливый? Они должны понять. Выбор сделан, меня ничто не страшит».

Все остальное похоже на новогодний сон. Грустный сон, в котором падающий снег размывает силуэты героев.

— Ты?! — Я растеряна. Это похоже на розыгрыш. Где-то за его спиной затаился Артем.

— Я. — Кирилл бросает сверток на стул, дует на озябшие руки. Кивает на дверь. — У вас, я вижу, гульба?

— Да. Так получилось. Что же ты стоишь? Там все свои. Тебе будут рады.

Голова еле заметно качнулась, не хотел слышать, а может быть, просто предупредил. Не будем об этом. Развернул сверток, встряхнул холодные цветы.

— Значит так!.. — потрогал подбородок. — Это тебе.

Беру цветы. Лицо никак не найдет нужного выражения.

— Ты очень внимателен, — бормочу, тут главное не останавливаться, а говорить, говорить. — Спасибо. Мишка напечатал повесть. Андрей переводится в Москву. У Димки снова сын.

Он согласен. Сжимает лоб, скулы, подбородок. Он просит разрешения закурить. Я разрешаю, кури. Передернул плечами, оглянулся, отвык от своей уже забытой квартиры.

— Анюта спит?

— Спит.

— Тем лучше. Я хочу ей положить под подушку. — Петух сверкнул золотым гребнем, крутнул заводной головой, прокукарекал.

— Какая прелесть!

— Пожалуй. — Он прошел по коридору на цыпочках, постоял перед открытой дверью, вслушиваясь в ее дыхание. Осторожно положил игрушку рядом.

Я чувствую, как немеют виски. Перед глазами все плывет.

«Господи, только бы не заплакать, только бы не заплакать».

— Скажешь, что приходил Дед Мороз. Ей должно понравиться.

— Она выросла, Кирилл. Она уж не верит в Деда Мороза.

— Жаль. Чтобы понять, как важно хотя бы в чем-то остаться ребенком, надо состариться. Смешно, правда? Значит, не верит?

— Нет, не верит. Ты уходишь?

Устало стегнул перчаткой по руке.

— А ты им ничего не говори. Мало ли, слесарь зашел. В новогоднюю ночь кран починить.

— Видишь ли…

Рука не двинулась, качнулись лишь пальцы.

— Ты, пожалуй, права. Два слесаря в одну новогоднюю ночь — это уж слишком.

— Смешно, согласен? Стоять в парадной напротив, подглядывать, кто придет, когда придет. — Он протестующе поднял руки: — Только не надо…

— Я не о том. У тебя оторвалась пуговица.

Он стиснул зубы, скулы напряглись, словно их растянули тугие желваки.

— Бездна целомудрия. Можно сойти с ума. Прощай!

Он забыл, что у нас нельзя хлопать дверью, не срабатывает замок.

ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ

(неотправленное)

Здравствуй!