Свадебный марш на балалайке

– Ой! Кто там?! – взвизгнула матушка совсем другим – тоненьким голоском. – Дуся! Сынок, это ты, что ли? – Она уже гремела щеколдами и отпирала двери. – Ой ты ж, батюшки мои! Сыночек! А я тут одна, у меня такое горе! Дуся, если бы ты знал… – Олимпиада Петровна немедленно потерла глаза, и на щеку скатилась одинокая слезинка.

– Мама, да что произошло-то? – уже всерьез напугался Дуся.

– Дусик, ты только не нервничай. Держи себя в руках. Все очень плохо, я разошлась с Редькиным!

Дуся передохнул.

– И больше ничего? – на всякий случай уточнил он.

– А тебе что – недостаточно? – возмутилась Олимпиада Петровна. – Дуся, у меня депрессия, я не могу спать, я не могу есть, я…

– А что случилось? – уже спокойно спрашивал Дуся, вовсю хозяйничая на кухне.

Он уже поставил чайник, разложил пирожные на красивое блюдце, а мама сидела рядом и излагала факты:

– Дуся, я поняла – этот человек мне не нужен. Ты только подумай: он! Сам! Стирает свои носки! Не доверяет! Да разве же это мужское дело – с тряпками полоскаться?!

– Мама, ешь пирожные, смотри, сколько я тебе привез. А носки… ну это же неплохо, если мужик сам за собой следит, – нежно уговаривал он раздухарившуюся мать.

Та сдаваться не собиралась.

– Нет, Дуся! Он же еще и молоко кипяченое на дух не переносит!

– Ну так не кипяти.

– Как это не кипяти! Столько лет кипятила… да у нас в доме всегда такая традиция была, чтобы кипятить… И потом… потом… Да! Он же меня ревнует как сумасшедший! К любому фонарному столбу!

– Ма…

– И даже не говори мне, что это мечта каждой женщины! Я поняла, что достойна лучшего! Дусенька! А ты уже и чайничек сам подогрел? Вот умница. А мама тебя своими проблемами… – неожиданно превратилась Олимпиада Петровна в прежнюю клушу. – Детонька, а чего ты сам-то не кушаешь? А у мамочки для тебя сюрприз!

Мамочка вытащила из холодильника глазированный сырок, и у Дуси на минутку сжалось горло.

– Мам, ну зачем ты? Я же тебе звонил, говорил, как меня там кормят… Ну ты прямо…

Неизвестно, что бы еще говорил сын, но тут в двери настойчиво забарабанили, и на весь подъезд послышалась злобная тирада:

– Липка! Открой немедленно! Я знаю, мой опять у тебя осел, мать его через коромысло! Пусти меня сейчас же! – настойчиво просилась какая-то женщина в гости.

Олимпиада Петровна только шире улыбнулась сыну и твердо решила делать вид, что долбятся не в ее дверь.

– Сыночек… А вот пирожок вчерашний, с ливером. Ты же…

– Липка, чертовка! Открывай, я же слышу, как ты моего мужика ублажаешь!!!

– Ты же любишь с ливером… Катька! Это мой сын приехал, не голоси! Дусенька, кушай.

– Нет у тебя никакого сына, там только мой Гошка!

– Мама, да открой ты ей, пусть посмотрит, – не вытерпел Дуся и, не дожидаясь, пока мать отважится, сам поднялся.

На пороге стояла всклоченная особа и потрясала столовым деревянным молоточком. Увидев мужчину, она опустила орудие и несколько минут приходила в себя.

– А где… Гоша?

– Никакого Гоши здесь, к сожалению, нет. Вы зря беспокоились.

Женщина понуро опустила голову, но потом снова обернулась:

– А куда вы его дели? Что вы с ним сделали? Учтите, у меня сын сыщик. Он отца все равно отыщет, и тогда… Так его правда, что ли, нет? Ах ты, господи! Он, может быть, уже дома, а я тут с вами заболталась!

Женщина заспешила вниз по лесенке, а Олимпиада Петровна не могла успокоиться.

– Сын у нее сыщик! Да там такой сыщик…

– Мам, а чего она прибегала-то? Кого искала?

– Да муж у нее… Это вообще-то наши новые соседи. Они в первый подъезд переехали. Ты не смотри, что эта Катька такая вредная, зато Гоша у нее, муж то есть, ну прямо картинка. И умница такой. У нас во дворе теперь все бабы только про него и говорят. Вот ведь, как ни глянь, а Гошка Капелькин со всех сторон загляденье: и мусор выносит, и в магазины… И ведь что интересно – пойдет свое мусорное ведро выкидывать и обязательно ко мне зайдет: «Липочка, а вам не вынести?» Прямо до чего хорош!

– Как, ты говоришь, у Гоши фамилия? – подавился пирожным Дуся.

– Капелькин, такая веселая фамилия, а вот…

– И сын у них сыщик, так?