Свадебный переполох

Несколько лет назад, покопавшись в корнях родового древа, Елизавета Анатольевна возомнила себя представительницей дворянской династии, рода, существующего со времен Рюриковичей. В качестве своей невестки она видела только Анастасию Гордееву, дочь своей ближайшей подруги дворянских кровей и соратницы по шопингу. С раннего детства родительницы прикладывали все усилия, чтобы приблизить детей друг к другу и взрастить в них чувство глубокой привязанности, которое со временем перетекло бы в настоящую любовь до гроба. Тима и Настя ходили в один детский сад, потом сидели за одной партой и даже учились в одном институте, после которого их пути разошлись. Тимофей ушел в работу, а Настасья, как называла дочь подруги Елизавета Анатольевна, увлеклась прожиганием папиных денег и посещением всевозможных светских тусовок. Елизавета Анатольевна тщетно пыталась уговорить сына сходить с Настасьей хотя бы в кино, а Тимофей отмахивался и уверял мать, что сейчас ему не до этого. Истинная причина отказов крылась в глубокой неприязни к глуповатой кокетке, которая отравляла своим существованием его детство, потом школьные и институтские годы. Тем не менее лучшие подруги надеялись, что рано или поздно Тимочка поймет, что работа – не самое главное в жизни, и обратит внимание на Настасью, а та вдоволь наиграется в игру под названием «светская жизнь» и станет примерной женой.

– А я у тебя хотела книгу попросить, – сказала первое, что пришло на ум, Елизавета Анатольевна, когда сын, резко открыв дверь, застал мать у порога комнаты.

– Какую? – поинтересовался Тимофей.

– Что-то Гомера хочется почитать, совсем дичаю я здесь, Тимочка. Даже поговорить не с кем, кругом одни дикари. – Елизавета Анатольевна сложила губки бантиком.

– Нормальные люди, мама, – отмахнулся Тимофей.

– Нет, я не спорю, они нормальны по-своему, но им все равно далеко до нас. А какие нравы у них? На девушку посмотрел – женись или зарежут. – Елизавета Тимофеевна прошла в комнату и стала перебирать тонкими наманикюренными пальчиками корешки книг.

– Не утрируй, мама, везде есть свои обычаи, – ответил Тимофей, понимая, куда клонит мать.

– Нет, я не спорю, но все же… Если бы это не было так важно для твоего отца, я бы давно отсюда уехала.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул Тимофей. Он знал, что если бы отец отправился изучать жизнь чукчей в тундре, то Елизавета Анатольевна всенепременно поехала бы с ним (даже несмотря на то, что в тундре нет бутиков и косметических салонов) и стала бы скакать на оленях, готовить строганину и танцевать под бубны шамана, чтобы потом, на одной из конференций где-нибудь в Нью-Йорке, на которых ее известный муж регулярно выступал с докладами, давать интервью докучливым корреспондентам и томно вздыхать: «Да, я везде путешествую со своим мужем и помогаю ему в работе!»

В том, что она оказывает бесценную помощь своему мужу, Елизавета Анатольевна не сомневалась ни на секунду. Борис Иванович считал иначе и с грустью думал о тех золотых временах, когда жена его сидела дома в Москве и воспитывала Тимочку, а он мотался по всему миру и изучал культуры и обычаи разных народов. Времена были действительно золотыми, поскольку Борис Иванович мог всецело предаться научным изысканиям, а не бегать вокруг жены, спасая ее то от комаров, то от злобных черкесов, которым она строила глазки, то еще от какой-нибудь напасти.

– А кто тебе звонил, кстати? – поинтересовалась Елизавета Анатольевна, выбрав наконец-то книгу.

– Девушка, Арусяк, она работает на художественной ярмарке. Мы договорились, что она принесет мне одну картину, – соврал Тимофей, не желая посвящать мать в подробности своей личной жизни.

– Арусяк? Хм, имя какое странное! Как можно таким именем назвать ребенка? – пожала плечами Елизавета Анатольевна и удалилась.

Арусяк в это время снова рыдала на плече Лилит Айрапетовны, и та поклялась впредь помогать соседке в ее амурных делах.

– Не плачь, все будет хорошо. Приходи звонить, когда надо. Хочешь, я тебе Шекспира дам почитать?

– Нет, – всхлипнула Арусяк. – Не до него мне сейчас. Может, потом. Пойду я уже, спасибо тебе.

Дома Арусяк поджидал взволнованный Вачаган, который, проторчав полчаса у подъезда, решил подняться в квартиру. Бабка Арусяк поила будущего мужа своей внучки кофеем и радостно щебетала. Вачаган сидел красный как рак и затравленно оглядывался по сторонам. Ощущение, что он поступает подло по отношению к людям, возлагающим на него такие надежды, не покидало его ни на минуту.

– Знаешь, Арусяк, может, мы признаемся родителям? Стыдно как-то, – сказал он, выходя вместе с невестой из дома.

– Ты что? Скандал будет! Тебя не отпустят в Воронеж, а мне начнут искать какого-нибудь нового жениха! К тому же… – Арусяк замялась и покраснела.

– Что «к тому же»? – удивился Вачаган.