– Там была еще одна статья, – прервал тягостное молчание Оракул. – «При равных очках банкирская берет», но потом я вспомнил, что это правило карточной игры «бура».
– Глеб Виссарионович, когда может быть принята ваша Конституция? – спросила сдавшаяся сердитая журналистка из «молодежки».
– А она уже принята, если вы дадите себе труд заметить, – не желая скрывать ехидство, сказал Оракул.
– А как же прежняя Конституция? – простодушно спросила девушка из журнала для подростков, совершенно запутавшись в лукавых хитросплетениях Глеба Виссарионовича.
– Не вижу проблемы, – сказал, снисходительно улыбаясь, Оракул, – ведь Конституций, как и голов на государственном гербе, тоже может быть две.
Журналисты рассмеялись.
– Это вы серьезно? – спросила его сердитая девушка.
– Гадом буду, – торжественно сотворил Оракул тюремную клятву.
И журналисты испуганно замолчали.
Уимблдонский финал
У Начальника на столе загорелась лампочка вызова секретной линии. Вздохнув, он отложил газету «Спорт-экспресс», любимую им за то, что она описывает события, к которым контора Начальника не имеет почти никакого отношения, и взял трубку.
– Он приходил, – выдохнула трубка без предисловия.
– Кто? – без удивления спросил Начальник.
– Тот, кого все разыскивают, – таинственно прошептала трубка.
Начальник взглянул на большую карту мира, занимавшую почти всю десятиметровую стену кабинета, и увидел, что горит лампочка около Лондона. Там, под крышей «Волынимпортэкспорт», работал довольно исполнительный расторопный агент, знакомый Начальнику еще по ЦК ВЛКСМ. Благодаря его осторожной и расчетливой деятельности англичане до сих пор были уверены, что «Волынимпортэкспорт» скупает шотландские волынки, не подозревая, что волынами на оперативном языке называется автоматическое оружие.
– Ты, что ли, Сергей Петрович? – спросил Начальник.
– Узнали?! – восхищенно выдохнули на том конце линии.
– Кончай говорить загадками, у меня на них времени нет. Кто пришел и почему ты звонишь по этому поводу?
– Санкционируете открытую передачу информации? – спросила трубка.
– Давай-давай, все равно ведь ты все разговоры записываешь.
– Достоевский приходил, – сказала трубка и выжидательно замолчала.
– Где он может быть сейчас? – спросил Начальник, честно говоря, заинтригованный сообщением, – ведь появился агент, числившийся в пропавших без вести. В буквальном смысле слова всплыл. Чего он хочет и куда направился?
– В Уимблдоне, – уверенно сказала трубка.
– Аргументируй, – потребовал Начальник.
– Во-первых, на нем был котелок, во-вторых, он взял у меня зонтик.
– Снаряженный? – спросил Начальник.
– Да, с ампулой трупарина.
– Все нормально, Сергей, – успокоил соратника Начальник, – если он взял зонтик с ядом, значит, хочет кого-то убить, значит, он снова в работе. Докладывай кодом о случаях применения зонтика. Отбой.
«Котелок – это, по-моему, скорее дерби в Эскоте, чем турнир в Уимблдоне, там должен быть цилиндр, а не котелок. Впрочем, Достоевский сам разберется, где ему искать Джеймса, обыгравшего его по всем статьям», – подумал Начальник и углубился в размышления о том, что же ему самому делать дальше и как превратить видимый проигрыш в выигрыш.
Уимблдонский турнир невозможно себе представить без клубники в сливках, дождей и зонтиков. Когда Достоевский отпустил такси, дождь, сорвавший выступление четвертьфинальных пар, закончился, и выглянуло солнце. Однако игры еще не начались, площадки утюжили специальными барабанами, собиравшими воду. Публика скучала на трибунах в ожидании продолжения.
Глянув на расписание игр, Достоевский, хорошо знавший пристрастия Джеймса, сразу определил, где того можно сейчас найти – на третьем корте. Трибуны после дождя еще были пусты, и Александр Сергеевич увидел своего врага сразу, на традиционном месте их прежних встреч, в пятом ряду. Рядом с Джеймсом сидела яркая блондинка. Она заметила стремительно приближающегося к ним пугающе странного мужчину с зонтиком наперевес и тронула спутника за руку. Он повернул голову и тоже увидел Достоевского. За долгие годы работы друг против друга они научились понимать противника без слов. Поэтому Джеймс тоже встал в позицию и приготовил зонтик к отражению атаки.
– Ты не оставил мне ни малейшего шанса, – горько сказал Достоевский, сделав первый выпад отравленным зонтиком.
Отбив выпад, Джеймс успел заметить на кончике жала зонтика Достоевского блеснувшую в лучах солнца каплю влаги. «Этот зонтик не простой, надо бы им завладеть», – подумал он и достал из рукояти своего большого мужского зонта еще один, почти детский.
– Я был открыт к сотрудничеству, но ты не был откровенен со мной, твои люди следили за каждым моим шагом, поэтому мне пришлось вести двойную жизнь: одну – легальную, для твоих соглядатаев, на своей ферме, другую – настоящую, в двух шагах от тебя. Все время в двух шагах.
– Я чувствовал это, – сказал Достоевский, – но я тоже не был свободен. За мной следили так же, как и за тобой.