Свадебный рэп

— Лень, не дергайся. Мы ему и сейчас нужны. Сколько ты хочешь?

— Подождите, — обескураженно сказал Валентин. — Я же еще не показал вам видеозаписи и фотографии.

— Сам их смотри, — ласково ответил Саша. — Пока рука не устанет. Сколько ты хочешь?

— Пятьдесят процентов, — жестко сказал Валентин.

— Пятьдесят процентов чего? — недоуменно спросил Леня.

— Всего, — уточнил Валентин.

— Но это же… — вскинулся Леня.

— Это нормально, — успокоил его Саша. — Значит, пятьдесят, а нам по двадцать пять. Я думаю, нормально, Лень, — сказал Саша, давая другу понять, что он что-то придумал. — Да, — обратился Саша к Валентину, — но хотелось бы гарантий, что ты не придешь вечером и не попросишь восемьдесят процентов.

— Но мы же цивилизованные люди, — с достоинством заметил Валентин.

— Ах, извини, забыл. Совсем из головы вон, — сказал Саша.

— Ну, тогда договорились, — подвел черту Леня.

Валентин поставил на стол кейс, повернулся и пошел.

Ни Саша, ни Леня не проявили к кейсу ни малейшего интереса, и его вместе с грязной посудой унес официант, взяв за ручку через салфетку, чтобы не оставлять своих отпечатков пальцев.

Ночь шорохов полна

Лунной ночью дворец Гугенройтера выглядел как декорация готического триллера: клубы тумана, струившиеся сквозь ветки сада, напоминали о мире ином, где царствует печаль, ибо там известно уже все, что здесь только вынашивается в головах, полных неоправданного оптимизма, там сон предвосхищает явь, а явь выглядит как сон.

Леня и Саша коротали вечер у камина, скрашивая отсутствие дам присутствием алкоголя.

За неторопливым распитием под разговор они и не заметили, как в комнате появился посторонний. Он подошел к столику, на котором стояла выпивка, и посмотрел, что пьют друзья.

Леня и Саша, отвыкшие от хамства, молча изумленно уставились на Золотую Звезду Героя Советского Союза на негнущейся груди темно-синего пиджака гостя, обсыпанного перхотью.

— Ты кто, дядя? — наконец нашелся Саша.

— Александр Сергеевич, — сказал Александр Сергеевич, сел в свободное кресло и налил себе водки.

— Пушкин? — спросил Саша.

Александр Сергеевич отрицательно покачал головой.

— Грибоедов, — подсказал Леня.

— А вот и нет, молодые люди. Моя фамилия — Достоевский.

— Значит, у вас и здесь все… — Леня показал, что все кругом схвачено.

Генерал подтверждающе кивнул и ловко опрокинул рюмку.

— Хорошая штука, — сказал он одобрительно про водку. — А ихнее не пейте. От него не стоит. Ну да ладно. Короче. Я по поводу фонда…

— Это наезд? — поинтересовался Саша, пугаясь собственной догадки.

— Ты, сынок, наезда настоящего не видел. — Генерал снова налил себе водки. — Я же к вам не по службе пришел, а по зову сердца. Как русский к русским… — Он посмотрел на Леню и добавил: — Народам. Не по чину кусок хватанули. Да… А чего мы сидим? Выпьем за знакомство.

Из открытого окна дворца Гугенройтера грянула песня «Ой, мороз, мороз». Несколько тяжелых черных птиц испуганно взлетели со скрюченных веток парка и некоторое время, пока не привыкли к мелодии, кружили над деревьями. Песня плыла над долиной с медленно вращающимися, как во сне, крыльями мельниц, над сонными каналами с уснувшими в ночном тумане баржами.

— Кстати, о наездах, — начал Леня, в очередной раз разливая полюбившуюся генералу водку.

— Слушаю, — с трудом сосредоточиваясь, сказал генерал и хотел изящно опереться на сервировочный столик, но тот предательски уехал из-под его руки, и Александр Сергеевич чуть не ударил лицом в ковер.

— Все ваши заботы рискуют оказаться пустыми хлопотами, ведь фонд может накрыться в любой момент. Есть у нас такой Вилли…

— Токарев? — моментально догадался генерал.

— Нет, Педерсен.

— Ну и что? — спросил беззаботно генерал.

— А то, — сказал Леня. — Роет под нас, угрожает разоблачить как нормальных мужиков…

— То есть бабников, — пояснил Саша.

— А фонд, наш фонд, — уточнил Леня, почтительно приобняв генерала, — этот Вилли Педерсен хочет оставить себе.

— Хапнуть, — уточнил Саша.

— А вот это он видел? — Генерал изобразил руками непонятно что.

Леня и Саша отрицательно помотали головами, Педерсен наверняка ничего подобного не видел, и если бы увидел, то тут же на месте умер бы от ужаса.

— Мне все про это дело было известно, — привычно солгал генерал. — Все под контролем. Будем работать в этом направлении.

Люди в темно-синем

На стенах кабинета висели портреты сидящих за столом людей с фамилиями, известными всему миру: Толстой, Некрасов, Лермонтов, Пушкин, Шекспир, Диккенс, Хемингуэй, Достоевский.

Шло оперативное совещание, которое вел Начальник. Фамилии у него не было, вернее, их было столько, что упоминать их все не имело никакого смысла.

— А теперь товарищ Достоевский доложит нам о ходе операции по фонду Гугенройтера. Пожалуйста, Александр Сергеевич.

— В настоящее время владельцам фонда Кузнецову и Левину угрожает шантаж со стороны секретаря фонда Вилли Педерсена.

— Чем шантажирует? — заинтересованно спросил Толстой.

— Тем, что они ненастоящие гомики.

— А на самом деле? — спросил Начальник.

— Конечно, ненастоящие, — ответил Достоевский.