Свадебный рэп

— Какая разница? Здесь перехлестывается столько интересов, что это все равно должно было всплыть рано или поздно. В связи с этим у меня, Александр Сергеевич, к вам просьба…

— Готов соответствовать моменту, — торжественно сказал Достоевский, достал пистолет, снял с предохранителя и приставил ствол к виску.

Начальник нетерпеливым жестом приказал убрать ствол, что Достоевский с облегчением и сделал. Кому охота умирать, даже в генеральском звании?

— Это вы всегда успеете сделать и без моей просьбы. Я хотел вас попросить о другом: нельзя ли как-то ускорить этот процесс? Одно дело, когда эти долги скупаются, тут можно черт-те в чем обвинить и вас, и, не дай Бог, меня, но когда долги будут у нас, ну, у этих ребят, — поправился он, — мы тогда уже точно можем выступать как спасители России. И здесь никто слова поперек не посмеет сказать.

— Я понимаю, — сказал Достоевский, как всегда восхищаясь стратегическим гением Начальника. — Разрешите задействовать личные связи? Я до сих пор не решался, но поскольку вопрос стоит так остро, готов пойти ва-банк, однако мне нужны чрезвычайные полномочия.

— Речь идет о Джеймсе Джеймсе-старшем? — уточнил Начальник.

Достоевский кивнул.

— Считайте, эти полномочия у вас есть. Главное — время, не церемоньтесь, обещайте золотые горы, подписывайте все подряд, не теряя время на согласование со мной. Если долги будут у нас — все спишется. С Богом.

— Служу… — начал было Достоевский, но не смог придумать, чему он служит в данный момент, после чего нетерпеливым жестом был выпровожен из кабинета.

Начальник не любил ритористов, впрочем, как и ригористов, он также не любил декадентов и краснобаев — короче, всякого рода элоквентов, которым Господь даровал способность болтать, лишив их возможности реализовать сказанное. В противоположность им каждое слово Начальника должно было претвориться в жизнь, облечься плотью и кровью, чтобы, увидев свою овеществленную мысль, он мог сказать, как герой когда-то читанной им книги: «Это хорошо!»

…человек на сундук мертвеца-2

На этот раз встреча Достоевского и Джеймса-старшего, чтобы не вызывать излишнего внимания, происходила в римском Колизее. Собеседники выглядели как туристы, случайно забредшие сюда и разговорившиеся, обнаружив общность воззрений на историю и архитектуру.

Хотя на самом деле разговор, конечно же, шел о другом.

— Джеймс, буду откровенен, мне нужна ваша помощь в одном очень деликатном деле, — начал Достоевский.

— Я предполагаю, о чем пойдет речь, и могу заранее сказать, что вряд ли смогу вам помочь в этом, как вы выражаетесь, деликатном деле. Ведь вы хотите говорить о долгах, в которые вы собираетесь консервировать деньги фонда? Здесь я вам не помощник, я не могу быть патриотом России, хотя эта страна всегда была мне симпатична. Вы обещали делиться, а на самом деле уводите деньги из-под контроля. Как профессионал, я вас понимаю и не осуждаю, но как партнер должен вам заявить, что вы меня хотите кинуть.

— Не торопитесь, Джеймс! Сейчас вами руководят эмоции, и вы можете сказать что-то такое, о чем потом будете сожалеть. Я не собираюсь вас кидать, то, что я здесь, уже доказательство этого.

Джеймс выжидательно сжал губы, не собираясь что-либо говорить: ведь мячик сейчас был на площадке Достоевского.

— Мы остаемся партнерами, и то, что я вам скажу, только подтвердит это. Вы классный профессионал и правильно вычислили содержание нашей беседы, я действительно хочу попросить вас о помощи, но на взаимовыгодной основе.

— Вы хотите расплатиться со мной, выделив мешок долговых векселей? — усмехнулся Джеймс-старший.

— Конечно же, нет, я уполномочен предложить вам в качестве компенсации за помощь любые источники информации в любой отрасли промышленности и науки, которую вы выберете. Согласитесь, это немного другие деньги, более живые, а? — подмигнул Достоевский.

Джеймс-старший подумал не более трех секунд и спросил:

— Какого рода помощь вам нужна?

— Мы столкнулись с тем, что у российских долгов существует политическая составляющая. Денежное содержание долга мало кого интересует, но все банки-кредиторы озабочены тем, что руки, в которых сосредоточиваются долги, могут оказывать на Россию непредсказуемое влияние.

— Что же могу в этой ситуации я, старый ничтожный разведчик, которого вот-вот выпихнут на свалку? — с преувеличенным удивлением спросил Джеймс-старший.

— Только не надо ложной скромности, Джеймс. Вы в свое время были главным методистом постоянно действующего международного семинара для менеджеров среднего звена, которые потом становились лидерами ведущих партий, главами правления корпораций, банков и президентами стран.

Джеймс кивнул, соглашаясь с такой оценкой его деятельности.

— Так вот, нам необходимо…

— Мое письмо, — догадался Джеймс-старший.

— Нет, достаточно вашего слова. Один звонок по телефону со словами доверия и поддержки руководителям фонда Гугенройтера.

— Кому? — спросил Джеймс с готовностью.