Свалка

Конечно, это был сущей ерундой, однако, чем больше времени проводила она в лаборатории, тем сильней каждая лабораторная мелочь, казалось, приобретала свой характер, вытесняя из жизни Розалинды друзей и заменяя их. Порой она ловила себя на том, что разговаривает с оборудованием — хвалит за точную работу, ругает за непослушание…

Для человека, верящего в науку, такое поведение более чем странно, и все же месяц от месяца Розалинда становилась все суевернее. Находя в чем–либо дурное предзнаменование — если, скажем, сочетание людей и оборудования не было БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИМ в некоем мистическом смысле, которого она даже не могла бы объяснить словами — она отменяла очередной эксперимент без малейшего сомнения. Бремя ее ответственности стало столь тяжким, что нести его она могла лишь руководствуясь исключительно собственной интуицией.

Тем вечером — теплым летним калифорнийским вечером обстановка БЛАГОПРИЯТСТВОВАЛА. Розалинда стояла у стального резервуара — высокая женщина тридцати с небольшим лет, с живыми серыми глазами и темными волосами, аккуратно забранными назад. Самообладание и чопорная осанка — продукт старого, почтенного ист–костского пансиона благородных девиц — не позволяли выказывать внутренней тревоги.

Она ждала, и Ганс Фосс ждал вместе с ней. Баттеруорт готовился к эксперименту. Он сидел в кресле за пультом управления, голову его закрывало полушарие обзорного шлема, а руки лежали в уолдо — металлических перчатках с датчиками давления и движения.

— Готов, — наконец сказал он.

Розалинда включила свой регистратор рабочего времени. Он действовал, как «черный ящик» в самолете, регистрируя реально–временной статус более двух сотен ключевых компонентов. Полиция компании хорошо понимала, что эта информация годится разве что для архивов в подвале, однако экспериментальные результаты проекта «Лайфскан» уже давно не попадали в официальные отчеты.

— Похоже, все в порядке, — сказал Баттеруорт. Начинаю снимать слой.

Розалинда приникла к смотровому стеклу на боку резервуара. Внутри было примерно–170 по Цельсию, и стекло изнутри было усеяно крошечными кристалликами льда. Металлические зажимы держали серый комок ткани величиной с детский кулачок, искрящийся в свете двух галогенных ламп. Бритвенно–тонкий красный луч лазерного скальпеля врезался в плоть. Сотни тонких, точно паутинки, сверкающих зондов медленно пошли вниз — так медленно, словно тонули в масле. Нежно касаясь образца ткани, они присасывались к нему, готовясь дать ответы на все манящие тайны его клеток.

Луч лазера, повторяя движения рук Баттеруорта в микроскопическом масштабе, скользнул вперед, бережно срезая слой клеток, точно снимая со сливы до прозрачности тонкую шкурку. Металлические зажимы тонкие, словно булавки, подняли «шкурку», и следующая серия зондов принялась исследовать ее обратную сторону, воплощая информацию в цифры и передавая их из резервуара наружу, в память «крэя–12».

Розалинда уже давно научилась сдерживать надежды. Сегодня просто еще один эксперимент, он вполне может кончиться неудачей, как и прежние. Но в этот вечер — в этот вечер обстановка действительно была БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩЕЙ. Она стояла, внимательно вглядываясь в смотровое оконце, будто суровая мамаша, наблюдающая за первыми шагами своего ребенка.

Лазер завершил проход. Фосс рядом с ней удовлетворенно хрюкнул:

— Хор–рошо…

Но Розалинда едва слышала его — она не замечала ничего вокруг, кроме рубинового луча и паутины тончайших зондов, сплетающейся вокруг образца ткани в причудливые арабески. Мышцы спины и шеи закостенели в напряжении…

Раздался приглушенный обзорным шлемом голос Баттеруорта:

— А вот этого мы раньше не регистрировали…

Хоть голос звучал глухо, смысл слов был предельно ясен. Розалинда бросила взгляд на дисплей, показывавший операцию в цвете и с максимальным увеличением. На экране поверхность ткани выглядела, точно ландшафт из шишковатых, перекатывающихся гор, над которыми зонды вытанцовывали свои сложные балетные па. Но один зонд отстал от кордебалета и блуждал из стороны в сторону, как тросточка слепца.

Долго сдерживавшая дыхание Розалинда испустила стон разочарования:

— Черт возьми, Майк!

Лазер отключился, зонды потянулись вверх. Баттеруорт высвободил голову из–под шлема и вынул руки из уолдо. Некоторое время он сидел, разминая пальцы, словно синтемузыкант, чья сольная импровизация была отключена коннектором. Наконец он одарил Розалинду легкой ироничной улыбкой.

— Плоховато…

— Мы упустили какую–то незаметную пустяковину.

Вечер больше не был БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИМ, то был обман, иллюзия; Розалинда почувствовала, что предана. Теперь следовало разобраться, как и почему оборудование устроило заговор против нее. Она обратилась к Фоссу:

— Ганс…

— Шаговые моторы тут ни при чем. — Фосс поежился, словно замерз, а за ворот еще попали холодные дождевые капли. Пожалуйста, давай не будем разбирать их по новой?

Хотя он был вдвое старше, лицо у него было — точь–в–точь напроказивший мальчишка перед директором школы.

Она внимательно смотрела на него своими жесткими серыми глазами.

— Ты в этом уверен?