Свалка

— По–моему, Ганс прав, — сказал Баттеруорт, оттолкнувшись от пульта и встав.

Казалось, он не разделял напряженности, возникшей между Розалиндой и Фоссом. Он был дзен–буддистом и проповедовал фатализм — хоть и на свой манер. Однако Розалинда чувствовала, что он стремится к цели так же, как и она сама. Хотелось бы ей, чтобы он держался более открыто — тогда им было бы легче управлять.

— Так в чем же дело? — спросила она. — Мы три недели истратили только на поиски причины сбоев. Я хочу знать, что не в порядке.

Он, пожав плечами, отвернулся.

— Хочешь снова разбирать все по винтику — так вперед.

Только теперь Розалинда осознала: сейчас ночь, и очень легко, вместо того, чтоб заниматься делом, просто–напросто перегрызться между собой. Она постаралась унять раздражение.

— Верно ли, что вы оба все еще убеждены, что огрех — в программном обеспечении исследования слоев?

— Ну да, — кивнул Баттеруорт.

— Джереми эти программы проверил до последней строки. Сделал симуляторы, прогнал на… — Она остановилась, видя, что он не меняет своего мнения. — Хорошо. Возможно, тебе следует подняться наверх и попросить Джереми проверить все еще раз.

Баттеруорт покачал головой.

— Поздновато, однако…

По опыту Розалинда знала: чем агрессивнее себя вести, тем крепче он упрется на своем.

— Майкл, — переключилась она на мягкий, увещевающий тон, — мы уже столько вложили в это…

Баттеруорт обошел «крэй», методически очистил ОЗУ и принялся отключать систему.

— Он устал, — сказал Фосс. — Вы же знаете, с уолдо работать нелегко… Вообще, всем нам неплохо бы отдохнуть. Даже вам, наверное.

Его тактичность раздражала куда сильнее отчужденности Баттеруорта. Сейчас, в свете непослушания оборудования, раздражения не унять было ничем. Все существо Розалинды прямо–таки вопило: «Ну почему–у оно не работает?!»

Покончив с «крэем», Баттеруорт пробрался через сплетение кабелей и начал отключать сервосистемы под резервуаром. Тихий жалобный вой моторов смолк, отрывисто кашлянул вакуумный насос, и установилась тишина.

— Ты же знаешь, вопрос лишь во времени, — коротко сказал он. — Мы получили несколько превосходных прогонов на животных, мы выверили нашу модель и знаем, что она должна работать. Осталось только вытрясти еще парочку огрехов, и тогда…

Взгляд его был устремлен в какие–то небывалые дали, словно он уже видел тот мир, в который обещает распахнуть двери «Лайфскан».

Розалинде наконец–то удалось подавить раздражение.

— Ладно, я сама поднимусь к Джереми и скажу, что вы полагаете, будто дело — в программном обеспечении.

Она отключила от сети свой РРВ и сунула его в карман халата.

— До завтра. — Она одарила обоих ослепительной, хотя и напряженной, улыбкой. — Спокойной ночи.

ПРОГРАММ–МИР

В здании, за поздним временем, было тихо. Порой здесь можно было встретить охранника, проверяющего каждый кабинет и лабораторию, заглядывающего внутрь сквозь армированное стекло окошек, прорезанных в серой стали дверей, но сегодня коридоры были полностью в ее распоряжении. Каблучки ее громко цокали по полу на фоне мертвой тишины.

Она прошла первый пролет лестницы, ведущей на второй этаж, и остановилась вцепившись в перила и невольно вскрикнув от боли, пронзившей вдруг ноги, охватившей бедра и поясницу. Прислонившись к стене, она закрыла глаза. Боль терзала так, что даже думать было больно.

Это называлось «системной красной волчанкой», с пониманием же причин болезни было гораздо сложнее. Аутоиммунное заболевание, заканчивающееся, как правило, отказом почек. Кроме этого, оно могло сопровождаться тяжелой формой ревматоидного артрита. Диагноз ей поставили более десяти лет назад и тогда же предупредили, что средняя продолжительность жизни после такого диагноза — десять лет. Она, сколько могла, постаралась об этом забыть, но приступы парализующей боли становились все чаще и суровее, и порой, сильно утомившись, она пугалась, что туман в голове означает, что почки уже начинают отказывать.

Еще только несколько неделек, подумала она, обращаясь к себе, точно к не слишком опытному соблазнителю, добивающемуся ее тела. А потом — неважно. Потом — делай, что хочешь.

Она стояла и ждала, когда острая боль угаснет, и представляла, как будет жить без всяких болей, и организм будет работать, как часы, и дух будет полностью свободен… Фантазии пугали ее настолько были желанными.

Придя в себя, она медленно, осторожно продолжала свой путь наверх, опасаясь неловким движением вызвать новый приступ.

Наконец она поднялась на этаж выше и направилась к кабинету Джереми Портера.

Кабинетом была маленькая комнатка без окон; единственным источником света — с тех пор, как он снял с потолка люминесцентные лампы — оставалась неяркая лампочка в мятом металлическом настольном светильнике, добытая Портером в каком–нибудь магазинчике, торговавшем десять раз уцененным старьем. За пределами круга неяркого света комната терялась в темноте.