- Какая-то лесная модификация. Олеся, уж прости, что его так быстро ухлопали.
- Не извиняйся. Она… злая. Нам надо торопиться – если есть «она», то должен быть «он».
К полудню группа, пройдя мимо заброшенной деревни, добралась до мрачных зданий, окруженных забором из колючей проволоки. Над входом покосился выцветший лозунг «На свободу с чистой совестью». В безоблачное небо врезались пустые вышки с облупленными крышами-зонтиками.
- Я устал, - заявил Максим. – К тому же нам нужно осмотреться.
Илья легонько ткнул его прикладом дробовика:
- Вперед, пошел! Не останавливаться, боец!
Словно в подтверждение слов десантника позади, в лесу, раздались два одиночных выстрела.
- Вспомните «пиява», майор, - сказал Максим, - нам не надо спешить. Иначе мы приведем наших преследователей прямо к цели.
На осмотр бесконечных коридоров и камер ушло почти три часа. Максим удивился почти нетронутым запасам консервов в пищеблоке. Илья вскрыл ножом банку и воскликнул:
- А есть-то можно! У, как блатарей-то кормят!
- Ха! – отозвался майор будто издалека. – Это для вертухаев!
Максим отстал от группы. Он забрел в тесную каморку кладовщика и едва успел поднять с пола пожелтевший лист бумаги, как услышал сдавленный стон Олеси. Чей-то до боли знакомый голос прокричал:
- Всем бросить оружие! Или я убью ее!
Максим осторожно вышел из комнаты, выглянул из-за стеллажей и едва поверил своим глазам: его старый враг, доцент Петровский, прижал к горлу Олеси матовое лезвие ножа. По шее девушки текла тонкая струйка крови. Трое вояк, трое здоровенных мужиков, беспомощно уставились на похитителя. Ружья валялись на полу.
«Зачем бросили, зачем?» - мысленно застонал Максим, а Петровский прокричал:
- Где Проводник? Мне нужен Проводник! Считаю до пяти! Раз!
«Если он убьет ее, то ему конец, но он убьет, убьет: я знаю, на что он способен! Его надо остановить! Да чего я жду?» - Максим не решался выйти из укрытия.
- Два! Выходи, трус! Я знаю, что ты здесь! Три!
Максим ринулся вперед, схватил доцента за руку и рванул что было сил на себя. Павел и Илья бросились вперед, но сделали они это слишком медленно.
Бывший спецназовец мгновенно развернулся. Отшвырнув Олесю, он резко, без замаха, ударил Максима ножом. В последний миг Проводник рванулся в сторону, и нож вошел не в живот, а в левый бок. Второй удар доцент нанести не успел: Павел сбил его с ног. Нож вылетел из руки и зазвенел по бетону.
***
Максим очнулся на ледяном полу. Голоса доносились откуда-то издалека. Кровавый туман застилал глаза, и боль была такая, что хотелось кричать, но не было сил даже на слабый стон. Смертельный холод сковал руки и ноги.
- Вот… шли… ма…з…, - выдавил Максим.
Кто-то нагнулся, заслоняя собой свет.
- Кажется, он говорит: «Вот шлимазл». Нашел время шутки шутить. Умирает, – обычно бесстрастный голос Церпицкого был полон скорби и сожаления.
- Он сдохнет! Сдохнет! И все вы здесь сдохнете – без Проводника вам не выбра… А! Ыыыы! – тупой удар прервал тираду Петровского.
- Спирт! – обычно робкий, ангельский голосок Олеси стал удивительно тверд. В нем слышался металл и решимость, будто девушка собиралась сделать что-то необходимое, но крайне предосудительное. В нос ударил тошнотворный запах, который Максим не мог терпеть с детства.
- Да не ему! Мне на руки лейте! Так, хорошо. Очень глубоко, но у меня получится. Все получится! Держите его. Оба!
Максим почувствовал жар в ране, а затем боль сменилась зудом, таким, что хотелось разодрать себя в клочья. В теле будто копошились тысячи муравьев. Максим попробовал поднять руку, но страшная тяжесть придавила ее к земле. Наконец сознание померкло, и Проводник провалился в блаженное забытье.
В сладком тягучем мраке мелькал свет. Словно издалека, доносились приглушенные голоса. Иногда можно было разобрать разговор:
- Да, досталось ему, бедняге. Где ты этому научилась? - это говорил майор.
- Я еще в школе царапины заговаривала. Мачеха узнала – сказала, что я ведьма. Я пообещала, что никому… А сейчас не выдержала. Он же ради меня…
Майор выругался:
- Мракобесие… Он что, нас слышит?
- Не дело это. Сейчас найду… - укол в руку отправил Проводника обратно в темноту.
***
Максим лежал на нарах в пустой камере с голыми стенами и зарешеченным окошком под потолком. Неясный свет не мог разогнать серый полумрак.
«Я что, в тюрьме? В одиночке? За что?»
Лязгнул засов, со скрипом отворилась стальная дверь, и в помещение вместо ожидаемого вертухая вошла Олеся.
- Ранбольной, приготовьтесь к процедурам. Будем делать перевязку, - серьезно произнесла девушка и поставила на пол рюкзак.
Она ловко сняла бинты, сложила руки лодочкой и наложила их на рану. Внутри снова заскреблись муравьи, впрочем, не такой сильно, как в первый раз.
- Ай! Чешется!
- Терпи, коза, а то мамой будешь. Опусти грабли, или майора позову, - закончив мучительную процедуру, девушка покопалась в рюкзаке и вытащила оттуда одноразовый шприц.
- А это еще зачем? - удивился Максим.
- Ты думаешь, одно отменяет другое? Антибиотик не повредит. Ранбольной, слушайте меня, я все-таки фершал, и жить дозволяю, - в глазах Олеси заблестели лукавые искорки.