Свалка времени

Коряга завернул Максиму руку за спину и швырнул его к подножию креста. От боли на глазах пленника выступили слезы, он едва сдержал стон. Бандит поднял Проводника и прижал его руку к перекладине.

- Ну! Быстрее, Шмель!

- Гвоздей нету, - растерянно сказал тот.

- Всему вас учить надо, мелюзга, - поморщился Петровский, вынимая из рюкзака моток липкой ленты.

- Вы ее всегда таскаете про запас? Для таких вот случаев? – вежливо поинтересовался Максим. И ахнул: от удара по ребрам перехватило дыхание. Ничего, не впервой.

- Разденьте его! – крикнул доцент.

Рубашка и майка Максима полетели на пол. Шмель стащил брюки, взялся было за трусы, но Петровский остановил его:

- Не трожь, извращенец!

Шмель примотал запястья и голени Максима к перекладине. Посмотрел на часы на руке проводника и прошипел:

- Кварцевая дешевка.

- Механические на мне дохнут сразу. Сам не знаю, почему. Так что извини, братан, только такие.

Доцент поморщился:

- Чего-то не хватает…

Петровский достал из рюкзака черный маркер и нарисовал на лице Максима бородку и усики. Вышел на улицу и через несколько минут вернулся со свернутым в кольцо мотком колючей проволоки. Шмель и Коряга оскалились.

Доцент нахлобучил проволоку Максиму на голову. Ржавые шипы оставили на лбу кровавые борозды. От боли потемнело в глазах, но Проводник не издал ни звука, ни стона. Он лишь зажмурился на секунду и слизнул попавшую на язык солоноватую каплю.

Петровский отошел назад и оглядел творение своих рук:

- Инсталляция что надо! Наш Иисусик занял свое место!

Шмель и Коряга загоготали. Максим посмотрел им в глаза и, не обращая внимания на впившиеся в голову шипы, улыбнулся мучителям. Коряга набычился и вынул из-за пояса нож.

- Оставь, как есть! – приказал ему Петровский. – Собирайся, уходим! Рядом с ним нельзя оставаться долго! Шмель, веди нас!

Доцент вышел последним. Он задержался и послал Проводнику воздушный поцелуй.

- Дисциплинка у вас… - прошептал Максим, глядя ему в глаза.

Петровский закрыл за собой дверь.

Глава 3

Максим не помнил, сколько времени он висел. Страшно хотелось пить, язык превратился в соленую сухую тряпку, царапающую нёбо и десны. Шипы колючей проволоки рвали израненную кожу. Максим качнул головой и попытался немного сдвинуть страшный венец. В глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.

Прямо перед носом, из ниоткуда, появилось ведро воды. От него веяло прохладой. Максим вытянул шею, изогнулся, пытаясь добраться до блестящей глади. Видение растворилось в тумане, зато со всех сторон теперь кружились бутылки с минералкой, чайники, кувшины и даже кастрюли.

Максим вдруг увидел себя на прогулке с мамой. Они шагают по городу в модный магазин, мать долго выбирает новое платье. Очень хочется пить. Максим просит воды, но в ответ на голову опускается тяжелая рука. Удар опрокидывает беззащитного ребенка на пол, и он катится почти до прилавка.

«Зачем вы так с дитем-то?» - укоризненно спрашивает продавец. «Не твое собачье дело!» - злобно рычит мать и рывком, за шкирку, ставит сына на ноги – «Роди своих и воспитывай, как хочешь! Я сделаю из него человека! Глянь, как уже выдрыбался, свинья!» Новые удары обрушиваются на голову. Маленький Максим не замечает боли. Телесные страдания отрываются от разума, уплывают куда-то далеко, оставляя его наедине с мыслями и мечтами…

Внезапно туман перед глазами рассеялся. В храм вошел смуглый человек в набедренной повязке. Если бы Проводник мог протереть глаза, он бы, наверное, сделал это три раза. Не каждый день видишь перед собой Иисуса Христа.

- Так ты загнешься, дружище, - печально сказал Христос. – Но твоя стойкость заслуживает уважения.

- После… медовых компрессов это… ерунда, - прохрипел Максим, едва ворочая тряпкой-языком.

- Понимаю. Когда целиком обмазывают медом и суют на ночь в пластиковый мешок – это жутко. Помнишь, ты в детстве лизнул на морозе санки? Даже я не мог смотреть, как ты оставил на металле кусок языка, - вздохнул Христос. – Скажи мне, ты хоть когда-нибудь злишься? Сердишься?

- Не… умею, - попытался улыбнуться Максим. – Озверинчиком… не богаты?

Даже такая короткая речь утомила его. Голова безжизненно упала на грудь.

- Ты все шутишь… А дело-то серьезное. Добром часто пользуются злодеи. Помни об этом.

Максим поднял глаза, но перед ним уже никого не было.

Стены храма сотряс удар грома. Шуршание дождя по крыше превратилось в шум настоящего ливня. Из трещины в потолке на лицо закапала вода – прохладная и сладковатая, как в бреду. Максим жадно слизывал ее, и понемногу жизнь вернулась в обессилевшее тело. Боль заполонила собой череп, вырвалась из тела и повисла где-то в стороне. Ужасно захотелось спать.

Глаза сами собой закрылись, и Максим услышал дикий, но такой знакомый женский крик. Кто-то потянул с головы «колючку», и вспышка адских мучений затопила сознание…

Откуда-то из тумана выплыла стройная фигурка. Девушка резала армейским ножом ярко-зеленую траву. Максим шарахнулся в сторону.

- Крапива! – простонал он. – Только не это! Я не выдержу!