— Да ла-а, че ты, Герка! Вот хандреж надумал! Делов-то: в дичь пальнул! Не охотник, что ли!
Но Герасим расшевеливался слабо.
Разговор, как Виктор ни старался, толком не получался. Ну что делать? Шамбаров засобирался домой. Перед уходом решил заскочить на поветь, по делу. Там за нею, дальше по проходу, был туалет.
Герасим услышал за стеной крики, шум и выскочил из кухни.
— Уйди, зараза! — кричал Шамбаров. — Отстань ты, ну!
Он стоял на проходе, прижавшись спиной к стене. Перед ним в боевой стойке вытянулся лебедь. Тело его было напряжено, голова задрана на прямой шее вперед и вверх. Шамбаров держал в руках сапог и отмахивался голенищем.
— Счас, подожди, — крикнул Герасим. Он открыл дверь на кухню, нащупал рукой выключатель и выключил на повети свет. — Теперь смывайся!
Шамбарова не надо было упрашивать. Вылетел на кухню, как оглашенный, захлопнул за собой дверь.
— Во дает зверюга! Во дает! Два раза клюнул. Чуть глаза не выстегнул! — Он был бледен, глаза сверкали.
Герасим прижал к животу руки, перегнулся через них и хохотал, что есть моченьки.
— А как… как получилось-то? — спрашивал он сквозь смех.
— Как да как! — разъяснял с растопыренными глазами Шамбаров. — Когда вперед шел, вижу разлегся у прохода. Отойди, говорю, мешаешь, мол, и ногой его маленько отодвинул. А он кэ-ак набросится, змей, — Виктор растопырил пальцы, сделав из них хищные когти, чтобы нагляднее продемонстрировать, какой опасности он подвергался, — два раза клюнул!
— А куда, ку-куда он тебя? — Балясников форменным образом зашелся в хохоте. Вот-вот упадет на пол и закатается.
— Один раз в живот, подпрыгнул — и в живот, представляешь? А еще куда — не скажу, неудобно. Но больно, змей, знат куда клевать.
Герасим в безудержном хохоте, весь содрогаясь, еле доплелся до стула, плюхнулся.
— А, а сапог-от, Витя, когда успел сдернуть?
— Когда приспичит, Гер, не только сапог сдернешь, а и чего другое…
Кое-как просмеявшись, Балясников стал провожать приятеля. Не удержался от подначки.
— Ты, Витя, в туалет-то сходил бы все же.
Шамбаров вздрогнул и сказал со всей серьезностью:
— Не-е, я лучше в другом месте.
6
Ожил! Все же лебедь ожил!
Утром Герасим обнаружил, что миска с едой пуста, а сам лебедь степенно бродит по повети, ковыряет клювом старое сено. Балясникова он встретил с достоинством, высоко поднял голову, насторожился, будто приготовился к встрече с неприятелем, и скрипуче сказал: «анг!». Герасим вспомнил, как он обошелся с Шамбаровым, и примирительно кивнул.
— Ты, это, не шали опять… Я поесть сейчас принесу…
Почти крадучись пробрался к миске, сгреб ее и задком, задком убрался с повети. Ссориться с лебедем никак не хотелось, потому что на душе был праздник.
Герасим сидел на крыльце и вдыхал в себя осень.
Стояло безветрие. Лишь время от времени налаживался поддувать и легонько шуршал в ветках рябины, росшей над крыльцом, южный ветер. Он отдавал прелью и гарью, потому что дул с полей, на которых совсем недавно сожгли стерню. Море отдыхало от постоянных ветров и лоснилось, умасленное, умиротворенное, слабо урчало в прибрежной гальке.
Над деревней висела тишина.
Благодать, что ты скажешь!
Герасим страсть как любил такие дни. Сколько бы ни было работы, он всегда выходил в эту пору из дому, и грудь его наполняла благостная тоска, и не хотелось верить, что скоро все переменится, что будут опять дожди, грязь…
В такие минуты ему хотелось, чтобы кто-то посидел с ним рядом, поглядел на все это… красиво же, черт. Позвал как-то Зинку, та послала его, как обычно, сказала, что только и дела ей, как до его закидонов.
Послушай, а что же жилец-то! Он тут рассиживает, посматривает да покуривает, а тот, бедняга, там в темноте, на повети. От ты ж боже мой!
Несправедливость!
Так, а не удерет он, если выпустить на волю?
Удрать не удерет, но попытку сделает, это уж точно. С характером стервец!..
А мы сделаем так…
С повети был выход на задворки, на огород. Герасим сообразил: это же форменный прогулочный полигон для лебедя, парк, да и только. Там корешки, остатки ботвы, зелени… Балясников обошел забор, придирчиво его оглядел, нет ли где дыры, в которую лебедь может пролезть. Нашел такие дыры в трех местах. Зашел в сарай, отобрал там в углу три подходящих штакетины, перегородил ими дыры. Чем не выгон получился?
Все, теперь можно!
Герасим выбрал среди удилищ, пучком стоящих в наружном углу между крыльцом и стеной, самое старое и хилое, обломал с узкого конца хлыст. Получилась длинная вица — надежная штуковина для выгона сноровистого жильца. Пошел на поветь. Лебедь дремал, закинув голову на спину. При виде его встрепенулся, приподнялся на лапах, резко сказал: «ган» — и зашипел.
— Ты эт, не бойсь, — миролюбиво улыбнулся Балясников и поддернул вверх подбородок. — Пойдем гульнем малость, а.