Рядом шапка-треух, из-под закрайка овчинного козырька торчит уголок — я присмотрелся: Ба! — Так это же один из наших мешочков!
Который сразу узнал, поскольку сам брал все в скорняжной мастерской Русско-американской компании, сам ставил на них печати. Поднял: Сургучной печати нет, но Вот же штамп «РАК», да я их сам насыпал, почти что каждый в лицо знаю! Выудил пару золотых самородков.
Взгляд мужика наконец стал осмысленным, Я осмотрел его с уважением: метр девяносто и килограммов под девяносто Бугай. Дожидаться покуда он совсем очухается не стал, скрутил ему руки, стреножил, так как нас учили, чтобы не убежал. И этого бандита отволокли к товарищам, а я направился проверить наш ящик с золотом — так и есть, одного мешочка недостает!
Спустя пяток минут всех разбойников стащили под скалу. Я подобрал грудную часть доспеха, которая сделана достаточно любопытно: как бы из двух половинок и немножко углом вперёд, как нос у корабля, Фернандо с видом знатока поведал, что это испанская кираса, так делали специально, чтобы копьё противника соскальзывало в сторону, Ну вот пуля и соскользнула, но правда пробороздила небольшой След, Хотя сталь хорошая, прочная, умели делать в Испании доспехи. Жаль, пуля размером с небольшой мандарин оставила приличную такую вмятину.
— Ты чё, балда, глянь какую хорошую штуку попортил. В чём я теперь царю покажусь? — обратился к здоровяку. Тот зыркнул на меня:
— А ты шо, барин, царя знаешь?
— Есть такое дело. — Я потряс ущербным полудоспехом: — А теперь показаться не в чем.
Детина поднял на меня неверящий взгляд.
Рассматривая вмятину Я обратился ко всем разбойникам:
— Ну что, орёлики, с вами делать-то, а?
Они глядели волками исподлобья, а самый здоровый, как позже выяснилось, Атаман, пробасил: — Твоя взяла, барин. Одолел, веди к исправнику.
Я кхекнул и мотнул головой, как Сухов в «Белое солнце пустыни»:
— Ишь что захотел! Делать мне больше нечего, как вот всё брошу, и поведу вас к исправнику. Такой крюк давать из-за вас.
— А чаво, в расход пустишь?
Я покрутил пальцем у виска. Видимо это жест интернациональный, и у русских давно известен, потому что вожак напавших насупился.
Разбойнички притихли, уставились на меня.
— Я, в отличие от тебя, попусту людской кровушки не проливаю.
Почему-то это мое заявление возмутило атамана не на шутку:
— Ты, барин, думаешь я что ли проливаю!? Промазал я, в скалу метил, попугать токмо… — скрипнул он зубами и отвернулся.
— Попугал так попугал, — я демонстративно провел пальцем по вмятине, — Вот в чём, балда ты эдакая, я теперь перед царем предстану?
Атаман угрюмо засопел.
Тебя звать-то как, меткий стрелок ты наш?
— Кондрат, — нехотя прогудел собеседник.
— Вот чего ты крысишься-то, Кондрат? Это не мы на вас напали, а вы на нас накинулись. Чего накинулись-то? Золота захотели? Так вот этот мешочек, — я потряс отобранным у него, — таких ещё там пяток есть, а больше нету. А в остальных ящиках наше оборудование, вон светокартинки мужики видали, мы экспедиция ученая, понимаешь?
— Это мы понимаем, — пробурчал атаман, — да кабы мы знали…
— Ладно, — посерьёзнил я, — вот чего: оружие мы у вас заберём, от греха подальше. А вас отпустим, некогда нам с вами валандаться.
Разбойники переглянулись и уставились на меня. И я закончил:
— Но имейте в виду: там, позади, идёт Караван русско-американской компании с мехами. Если вы супротив них чего удумаете, там ребята попроще, казачки порубают в капусту.
«Напрасно, Савелий, отпускаешь, супротив закону сие, среди них могут оказаться беглые», — осуждающе сказал как бы в правое ухо со-владелец тела.
«Вашбродь, а ты что предлагаешь?» — совершенно искренне поинтересовался я у хозяина тела Резанова.
«Даже не знаю», — сознался тот.
«Тогда поступим как решили, а там поглядим», — подвел я итог.
— Да знаем. Да не разбойники мы, твоя милость, — повел плечом атаман.
— А кто же?
— Золотопромышленники. Да вот с золотом не удалось, искали жилу. Вот Макарку подобрали со Степаном, друг от дружки бегали, Ну а тут вы… Вешка прибёг, грит: «Купчина с золотишком изрядно чешет, шуганём только, оберем и в тайгу, ишши свишши»…
— Ну что ж, поверю на первый случай. Даёшь слово, атаман, что больше не будете?
— Добрый ты, барин, — усмехнулся тот. — Но деваться некуда, слово тебе дам и слово моё верное, будь спок.
— Ну отлично, — Я перерезал путы.
Растирая руки, атаман прогудел:
— А всё-таки ежели бы ты, барин, меня ентой железякой не оглоушил, я бы тебе уложил.
У меня мгновенно созрело решение, рискованное, но в случае успеха сулившее превосходные барыши:
— Да ну! — усмехнулся я: — А давай один на один, вот прямо сейчас, никакого оружия, просто так, на кулаках.
— Да ладно, — верзила оскалился, — тебе пальцем тронь, вон твои накинутся.
— Никто не накинется, всё по-честному. Меня Николаем Петровичем зовут, — я протянул руку Кондрату, моя ладонь утонула в его лапищи.
Нас окружило кольцо любопытных болельщиков.