"Сварщик" с Юноны

– Куда, куда… Видишь, как у нас тут сыро, а они ешшо приносят сырую, вот она и гниёт. Да на складах гниет. Почитай, боле половины из того, что мы принимаем, пропадает.

– Вот те раааз, – Я отставил рюмку и выпрямился: – и что делать, чтобы прибыль не терять, ты же купец?

– Ну, что делать – добывать побольше будем. – Баранов равнодушно пожал плечами: – Я вот снаряжаю промышлеников по нонешнюю зиму на дальние острова, оттудава от родичей мой кОлош с неделю возвернулся, грит: кота видимо-невидимо! – глаза Баранова загорелись алчным огнем добытчика.

– Так изведем же всё!

– Изведем, сокрушенно махнул головою Баранов, в задумчивости взял рубик, который до того положил рядом с бутылкой, принялся механически вертеть грани.

– Нееет, мил человек, так дело не пойдёт Давай перво-наперво у себя порядок наведём. Чтобы, то, что сдают, сохранить как следует.

– Да где ж её сохранишь? Сам видишь, какие амбары у нас – все гниют.

– А вот завтра на свежую голову и поглядим. В общем, решим эту проблему. А сушилку надо поставить, чтобы сушить, да потом ящики сколачивать и вот в ящики укладывать, чтоб не гнило. Ты понимаешь, я вот тут, покуда плыл, время пораскинуть мозгами было. И вот думается мне, что мы, смотри: промышленника снаряжаем, зарплату ему даём, кормим, Время тратим: он едет, добывает, привозит, а мы тут её – хоп! – и на помойку. Скоко денег-то на ветер уходит! А ведь ежели из тех двух, что он привезет, одна сгниет обе сохраним? Гляди, сколько сэкономим.

– Дык ить, – чуть усмехнулся Баранов: – так-то оно так… Но народ-то привык.

– А менять будем! – стукнул я кулаком по столу. – Привык… Привык так, привыкнет и по-правильному. И потом, слышал Я, народ жалится, что самые лучшие шкуры "бостонцы" забирают. Да англичане, которые сюда прорываются.

– А что я с ними сделаю, – развёл руками Баранов: – Они с пушками, а у меня что?

– А у тебе, – я ткнул пальцем в окно, где виднелись в бухте мачты фрегата, – теперь вон что.

– Ну да, покуда Я обернусь, пока туда-сюда, оне и…

– А вот для этого есть у меня кое-что, – я кивнул Фернандо, который сидел с нами за одним столом и тот, молча поклонившись, быстро вышел.

Через 10 минут двое дюжих мужиков затащили сундук. Я открыл, показал на кристадин внутри: – Вот эта штука позволит нам сообщаться моментально.

– Да ладно, – склонился Баранов над фундуком: – Эта? – пошевелил пальцем катушку и нацелился на кристалл галенита.

– Эээ, – придержал я его за руку, – неее, погоди браток. Вот коль не веришь, этот сейчас, спъяну, не станем трогать, а пойдём-ка на "Юнону". Пойдём, пойдём, потом допьём. И мы с ним, пошатываясь ломанулись к бухте.

Радист на "Юноне", Анисим, сидел на вахте: я ему приказал слушать эфир. Когда мы ввалились с Барановым в радиорубку, посмотрел на нас удивленно, но ни слова не сказал. Я спросил: – Ну, есть какие-нибудь сведения от форт Росс?

– А щас, как раз радиосеанс, – принялся отстукивать он ключом вызов. Через минуту, кивнув головой, спросил у меня: – Сами будете Принимать или мне?

– Дай сюда наушник. – Он протянул. Я послушал писк, взял карандаш, принялся записывать буквы. Баранов с любопытством смотрел: – Шшо это?

– Сейчас, ответил я. Прочёл. Потом отстучал просьбу радисту на форт "Росс" Повторить передачу, хотя записал текст полностью.

Когда радиограмма во второй раз полетела в эфир, я прислонил наушник к уху Баранова. Тот аж отпрянул, услышав писк: – Што это?!

– А вот то и есть: это мы поселение недалеко от Сан-Франциско поставили, на русской реке, купили себе земли в русско-американскую компанию, в Российскую собственность и там сидит такой вот, как Анисим, специальный человек, который называется радист. Вот мы по воздуху, видишь железка торчит на мачте? Вот из этой железки выходит, а он там слышит – радио называется.

– Ну ты, Николай Петрович! – повел подбородком Баранов: – Кто бы рассказал – нипочём не поверил бы, коли своими ушами не слыхал бы! И что, вот этой вот штукой – раз-раз – ты побил, а он там эта услыхал, записал. А он побил, ты услыхал. Сколько ж вёрст?

Я в уме перевёл две тысячи километров на русские версты: – Ну, почитай под две тысячи верст выйдет.

– Ого! А что же, – сразу загорелись глаза у Баранова: – так-то и с Петербургом небось можно, а?

– А как же! Отчего же нет. Я тебе оставлю тот прибор, который там, в сундуке лежит и специального человека. И будем мы с тобой общаться, когда надо. Понял? – сунул я его в плечо.

– Понял, – мотнул головою Баранов.

– Ну тогда пойдём, по этому поводу замахнём.

– А пойдём.